Когда стало темно, Ллойд не включал свет, а стоял у окна и, разглядывая в свете луны фотографию, Лалы, гладил ее старой сморщенной ладонью.
— Моя девочка, — он коснулся губами фотографии, и еще раз взглянув на нее, положил ее во внутренний карман куртки, — Теперь я остался один, совсем один. И свою тайну я унесу с собой в могилу, Лала, почему смерть забрала всех кого я любил. Теперь мой удел-одиночество и жалкая работа в пансионе для престарелых. Они такие важные эти богатые старикашки, я мог бы сидеть с ними рядом… да зачем мне все это, когда со мной нет ни Лалы, ни моих друзей. Что же все-таки случилось там в пустыне. Мы же почти нашли эти сокровища, черт бы их побрал. Там что-то не так, я и врагу не пожелал бы оказаться в том жутком месте.
Ллойд включил старый светильник и, не раздеваясь, лег на такой же потрепанный временем диван. Закрыв глаза, он вспомнил, как сплоченно они двигались к цели. Красавица Джордан и Марсело, как они любили друг друга; тихая и спокойная Анна с огромными зелеными глазами; Петр такой же серьезный и рассудительный, может потому, что он был старше всех тогда. Сергей с копной огненно-рыжих волос, вспыльчивый, как спичка, такой великодушный и смелый; гречанка — Леда, которая всегда всех пыталась примирить.
Флеминг сунул руку в карман, будто бы боясь, что ее вновь попытаются украсть, эту злосчастную карту. Она была на месте, он ни когда не расставался с ней, и в отличие от Ллойда, время пощадило ее, и она не рассыпалась в труху. Старик, поворочавшись, наконец — то, смог уснуть. В этот день, 27-го июля, ему всегда снился один и тот же сон: знойные пески Сахары, верблюды, нагруженные всякой всячиной, его друзья и враги.
Когда Генри Картер вернулся домой, Фейн уже спала. На полу валялась пустая бутылка из-под мартини, а на столике в одиноком ожидании, недопитый бокал и две скучающие маслины на блюдце.
Волосы Фейн растрепались, она раскинула руки и тихо посапывала во сне. Картер накрыл ее пледом и не стал будить, чтобы не выслушивать лишний раз «какой он подлец». Ослабив галстук, который теперь больше напоминал удавку, Генри рухнул в широкое кресло и потер занывший затылок. Она опять напилась, Боже мой, и где та девушка, которая пять лет назад села в мой автомобиль?
Генри скинул с себя пиджак и рубашку, бросив все это на кресло и пол, по пути в спальню скинул туфли и брюки. Забота о порядке сейчас меньше всего волновала его, ему хотелось все разгромить здесь, вместе с этой Фейн и ее мерзким котом. Завтра же я вышвырну эту дрянь из своей жизни, подумал он, залезая под одеяло, ничто больше мне не помешает. Картер накрылся с головой одеялом и подушкой и закрыл глаза.
Жаль, что этот старик не захотел разговаривать со мной, странный он какой-то. Неужели он не понял, что вновь зажег в моем сердце давнюю мечту о затерянных таинственных сокровищах фараонов. Теперь мне не будет покоя, пока я не встречусь с Флемингом, я обязательно найду его, обязательно. Он поговорит со мной, я даже могу купить у него информацию обо всем этом. С этими мыслями Генри, наконец, уснул.
Ему снились верблюды, бедуины в белых одеждах и бескрайние просторы пустыни…
— Генри! — Фейн смотрела на него в упор, и в ее ледяных глазах было столько ненависти.
Картер не сразу понял, что это ему не сниться и, махнув на нее рукой, сказал:
— А ты что здесь делаешь? Убирайся, мне было так хорошо.
— О чем ты? Да проснись же ты, подлец! — она ударила его по щеке и от этой звонкой пощечины, все зазвенело в его ушах. Генри открыл глаза, и окончательно проснувшись, поднялся с кровати.
— Убирайся из спальни, не порть мне с утра настроение. — Картер схватил ее за плечо и вытолкал в открытую дверь.
— Да как ты смеешь, жалкий… — он не дал ей договорить, распахнув дверь, Картер вцепился в нее и с нарастающим раздражением сказал.
— Не смей так разговаривать со мной, — отпустив ее, Генри смерил ее презрительным взглядом и добавил: — не понимаю, как я мог с тобой жить все эти годы. Боже мой, от тебя разит, как от таксиста. Хотя они не пьют такое дорогое мартини.
— Генри, — ее голос дрогнул, — ты никогда так не разговаривал со мной…
— Я долго терпел все твои выходки, твои пьянки с «подружками» и «задержки на работе» до утра. Все! Ничего не говори. Вчера я был у адвоката. Между нами все кончено! И навсегда!!! Ясно?! — он немного помолчал и спокойно добавил, — а теперь приготовь мне завтрак, в десять к нам приедет мистер Макджелинг. И без истерик.
— Но я не хочу развода… — начала было Фейн.
— Теперь твои желания меня волнуют меньше всего. Ты уйдешь отсюда с тем, с чем пришла. Я не настолько богат, чтобы обеспечить тебе беспечную дальнейшую жизнь.
— Да мне и не нужны твои деньги! — выпалила она и, повернувшись, хотела, было уйти, но Генри задержал ее.
— Тогда ради чего ты жила со мной? Все эти пять лет ты проверяла меня на прочность?
— Нет, просто… просто ты не давал мне жить своей жизнью!
— Своей жизнью?! А я думал, что с того момента, как мы поженились, у нас перестала существовать личная жизнь. — Картер не мог поверить, что Фейн, так эгоцентрична, — Я надеялся, что мы станем семьей, я хотел, чтобы у нас были дети!
— Какая чушь, я еще не готова к такой семейной жизни, грязная посуда, стирка, вечно сопливые дети…
— Все, хватит! — Генри ударом кулака по столу прервал начинающуюся тираду Фейн. — Еще одно слово и мы уже встретимся не с адвокатом, а с… патологоанатомом.
Хлопнув дверью, Генри оставил ее одну и, направившись в ванную, открыл воду, чтобы принять душ. Он ругал себя за свою несдержанность, но в то же время Фейн перешла все границы. Казалось, она сама все делала для того, чтобы завести Картера, ей, наверное, это нравилось.
Сейчас она будет плакать и с несчастным видом смотреть в мою сторону, улыбнувшись, Генри сделал воду попрохладней, но на этот раз все бесполезно. Ей не удастся запудрить мне мозги. Почему-то ему вдруг стало так легко, наверное, потому, что Генри перестал жалеть себя и чувствовать за собой вину за «несчастную» их с Фейн жизнь.
Приняв душ и побрившись, Генри завернулся в пушистое полотенце и, что-то напевая, вышел на кухню.
Фейн сидела за столом надув губы и, нахмурив брови, яичница с тостами так аппетитно пахли. Она с удивлением посмотрела на Генри, в свои тридцать семь лет, он выглядел ее ровесником. И это полотенце на бедрах, Фейн прикусив нижнюю губу, посмотрела на него.
— Как же я ненавижу тебя, Генри Картер, — процедила она сквозь зубы, — но лучше тебя никого нет.
— Стой, не приближайся ко мне, когда я наиболее беззащитен, — улыбаясь, Картер, покрепче затянул полотенце на бедрах. — Я понимаю, что если бы узнал Фейн Рид только сегодня, то сейчас же набросился бы на тебя и… сама понимаешь, что дело кончилось далеко не прогулкой за ручку. Но больше этого не будет. Поэтому давай расстанемся по-хорошему, и тогда может быть, мы останемся друзьями, хотя сейчас навряд ли уже.
— Да. — Опустив голову, она грустно изучала содержимое тарелки, — не скажу, что это к лучшему, но… — подняв глаза, Фейн немного всхлипнула. — Извини, мне так не будет хватать тебя.
Вдруг прозвенел звонок. Генри посмотрел на часы и, спохватившись, покачал головой:
— Иди, открой дверь, это, наверное, мистер Макджелинг. — он отпил немного кофе и, сунув в рот приличный кусок бутерброда с ветчиной, добавил, — я сейчас оденусь и приму его, так и передай ему.
Погода стояла чудесная, и лучики солнца играли в кудрявых волосах Татьяны. Она отогнала от себя жужжащую пчелу и, откусив кусочек от яблока, повернулась к сестре.
— А ты знаешь, Саша, мне так нравится здесь у бабушки. — Таня, окинув взглядом, светлую комнату, всплеснула руками, — завтра же у нее день рождение! Сань, а что случилось? Ты такая грустная.