— Черт возьми! — сказал тогда Крильон. — Это настоящее сражение! Надо кончать!
Он сделал выпад, и Шомберг рухнул на землю, как перед тем Келюс.
Эпернон, получивший от Лагира уже три изрядные раны, собирался удрать с поля битвы, но появление рейтаров придало ему храбрости. Вдруг в верхнем этаже дома Гардуино распахнулись два окна и в них показались наваррский король и Рауль с аркебузами на прицеле. Грянуло два выстрела, и два рейтара рухнули на землю. В тот же момент послышался громовый голос Крильона, гаркнувшего:
— А, канальи! Значит, вы забыли, что меня зовут Крильон? Через десять минут после этого шесть трупов лежали на улице. Шомберга и Келюса, которые еще дышали, перенесли в соседний дом, а Энернон, в сопровождении уцелевших рейтаров, обратился в бегство. Тогда Крильон сказал Генриху Наваррскому:
— Поспешим, государь, потому что французский король способен послать на нас целую армию, когда узнает о смерти своих миньонов!
XVII
— Друг мой Крильон, — ответил Генрих, — я сам хотел бы как можно скорее покинуть Блуа, но… мы должны взять с собою старого Мальвена и его внучку Берту!
— Вот как? — улыбаясь отозвался Крильон. — Готов поручиться, что тут уже…
— Как всегда, добрый мой Крильон; как мое ухо чутко прислушивается с радостным трепетом к звону скрещиваемого оружия, так и сердце вечно будет биться навстречу новой страсти! Но и помимо того опасность…
— Да ведь мои родственники охраняют ее, с нею ничего не случится, государь!
— Сегодня да, но завтра? Нет, Крильон, ступай за нею и приведи ее прямо на шаланду!
Крильон поклонился и отправился исполнить поручение. Тогда Генрих приказал вытаскивать бочки с золотом и нагружать их на телегу, что было делом четверти часа. Теперь можно было уже двинуться в путь, но в самый последний момент Генриху пришла в голову новая мысль.
— Вот что, господа, — сказал он, — я решил раздобыть для вас пропуск, который проведет нас через все католические армии мира!
— От кого же будет этот пропуск? — спросил Лагир.
— А вот увидите! — ответил Генрих и, отведя в сторону Гардуино, сказал ему: — Я убедился, что твой снотворный порошок отлично действует; несмотря на страшный шум, герцогиня не проснулась; но хватит ли действия этого наркотика еще на некоторое время?
— Смотря на какое, государь. Что вы, собственно, предполагаете?
— Я хочу закутать герцогиню в плащ, взвалить на плечи и перенести на шаланду!
— О, государь! Вот это — мысль!
— Не правда ли? Ну, так не проснется ли она прежде, чем мы перенесем ее?
— Нет, государь, действие порошка продлится еще по крайней мере часа три!
— В таком случае за дело! — и, подозвав Ноэ, Генрих посвятил его в свой план. Последний встретил полное одобрение гасконца.
Герцогиня спала глубоким сном, у ее изголовья дежурил паж Амори, который воспылал смертельной ненавистью к друзьям Анны и потому был верным помощником Рауля.
Остановившись около спящей, Генрих некоторое время смотрел на ее прекрасное лицо, и затем сказал:
— Она удивительно красива, Ноэ!
— Это красота тигра, государь!
— Да, но тигр — очень красивое животное, милочка!
— Ах, вот как! Я ведь и забыл, что сердце вашего величества отличается завидным простором и способно вместить еще одну страстишку!
— Гм… гм… Как знать, чего не знаешь, милый друг мой?.. Потом как-никак, а герцогиня — моя двоюродная сестра, и мне приходит в голову целая куча разных мыслей…
— Одна разумнее другой!
— Во-первых, надо обратить герцогиню в протестантство, а для этого прежде всего надо изолировать ее от растлевающего влияния католицизма. С этой целью мы и похитим ее! Расстелика на полу свой плащ, Ноэ!
Ноэ повиновался. Тогда наваррский король, с лица которого не сбегала улыбка, навеянная последней шутливой фразой, взял Анну за голову, а Рауль — за ноги, и они осторожно положили ее на плащ.
— Друзья мои! — сказал затем Генрих, не изменяя своей шутливости даже в такой серьезный, полный опасностей момент. — С принцессой Лотарингской нельзя обращаться как с какой-нибудь женщиной низкого звания! Надо быть принцем крови, чтобы иметь право дотронуться до нее, а потому я сам займусь этим делом! — и, сказав это, он осторожно завернул герцогиню в плащ, взвалил ее себе на плечо, после чего скомандовал: — Вперед!
Гардуино запер дом, поручил его Божьему милосердию и королевскому гневу и через пять минут уже шел по направлению к