Кроме того, она, используя свои многочисленные знакомства, старалась помочь дочери певца в ее хлопотах по созданию мемориального музея-квартиры Ф. И. Шаляпина в Москве и в переносе праха великого певца на Родину. Я был свидетелем ее разговоров с бывшим министром культуры СССР А. Н. Михайловым (он был сосед по даче в Жуковке), солистом Большого театра И. С. Козловским и даже с тогдашним председателем КГБ В. Семичастным, которых она очень мягко и настойчиво за чашкой кофе или во время прогулки просила продвигать эти важные дела, не оставлять без внимания. И действительно, со временем это удалось, что в условиях тогдашней «дремучей бюрократии» было нешуточным делом!
Постоянным ее местожительством в Москве был особняк миллионера С. П. Рябушинского по улице Качалова (ныне Малая Никитская), подаренный Горькому Сталиным в 1931 г. Она занимала комнаты второго и третьего этажа, а на первом размещался музей-квартира А. М. Горького со штатом научных сотрудников Академии наук.
Надежда Алексеевна многое сделала для того, чтобы все в доме было сохранено так, как было при жизни писателя: личные вещи и чрезвычайно ценная коллекция «нецке» — японской миниатюрной скульптуры из кости, личная библиотека, насчитывающая 10 тыс. томов, и многое другое.
Однажды, будучи в хорошем настроении, она пригласила меня на самый верх дома в свою художественную мастерскую и показала работы: этюды, портреты, рисунки — весьма талантливые. Оказалось, она была любимой ученицей известного художника П. Д. Корина, и он питал большую надежду, что со временем она станет хорошим художником. На меня ее работы произвели хорошее впечатление.
— Художником я не стала, — говорила она, грустно улыбаясь, — быть хозяйкой дома и столь большой семьи, бесконечные гости, посетители… Тут уж не до живописи! Хотите, покажу свою комнату, где я люблю быть одна, перечитывать старые письма Толстого, Достоевского…
Она откуда-то извлекла ключ, открыла дубовую дверь, и мы оказались в уютной комнатке с мягкой старинной мебелью. По стенам висели небольшие картины с рамками из дорогого старинного багета с пейзажами Айвазовского, Поленова, Левитана. Я принялся их разглядывать, а Надежда Алексеевна пояснила, что часть картин приобретены самим Горьким (он любил «классику»).
Тогда же она показала большой альбом с рисунками сына писателя Максима, сделанными в разные годы за границей, главным образом в Италии, на Капри, со сценами портовой жизни, подгулявшими моряками, всевозможными жанровыми композициями, исполненными с большим юмором и фантазией. Писателю они очень нравились…
В процессе неторопливого разговора мы прошлись по всему этажу. Надежда Алексеевна показала домашнюю церковь. Миллионер Рябушинский был старообрядец. Кроме того, Степан Павлович, заведовавший торговой частью фирмы, был известен в Москве как страстный собиратель икон, обладавший одной из лучших в мире коллекций.
Признаться, у меня тогда невольно родилось убеждение, что строивший по заказу миллионера этот особняк в 1902–1906 гг. архитектор Ф. О. Шехтель не мог не учесть пожеланий хозяина по части расположения различных комнат, а также размещения и хранения внушительной коллекции. Словно уловив мою мысль, Надежда Алексеевна сказала:
— Я сама не знаю, сколько в особняке комнат. С виду он небольшой, а построен как замок, с подвалами, закоулками, лестницами, витражами, несколькими балконами, гаражом. Говорят, стиль модерн — эклектичен, а Алексею Максимовичу он не нравился (он из гостиной убрал большой камин и картину-аллегорию), но жить в нем очень уютно и светло. Вы обратили внимание на перила большой лестницы из голубого камня известняка в виде набегающих волн с большим светильником-медузой?
В 1934 или 1935 г. в СССР приезжал один из братьев Рябушинских, не то Степан — хозяин особняка, не то Дмитрий (всего было 8 братьев миллионеров), точно не помню. Алексей Максимович его принял, и они долго о чем-то беседовали у него в кабинете. Возможно, это был старший Дмитрий, ставший во Франции крупным ученым, академиком (умер в Париже в 1962 г.), у них были общие знакомые еще до революции.
Когда они вышли из кабинета, Рябушинский в сопровождении почтительно-любезного Алексея Максимовича прошел через библиотеку, столовую и остановился у главной лестницы как вкопанный. Он смотрел на нее долго и очень внимательно, скользя взглядом от самого основания, и затем, запрокинув голову, к самому верху.