Еще одним интересным предметом интерьера в квартире Эрте был потрясающий секретер, раскладывавшийся на манер пятистворчатой ширмы. Первые створки раскрывались как ставни, и гости видели рисунки хозяина, затем раскрывались вторые створки – и рисунков становилось еще больше. Это была экспозиция его работ, которая, конечно, могла меняться, но, я думаю, что долгие годы она не обновлялась. Будуар художника украшало огромное зеркало с мраморным подзеркальником, уставленным многочисленными серебряными коробочками и флакончиками с гравировкой «Эрте». Это были пудреницы, мушечницы, футляры для гребешков и расчесок, полиссуаров и других маникюрных принадлежностей.
По-русски Роман Петрович говорил очень грамотно, без всякого акцента. Когда переходил на французский, то это был старофранцузский язык с очень интересными и вышедшими из обихода оборотами. К примеру, он употреблял слово еще из мушкетерских времен plaît-il, что означает «позвольте переспросить». Его в то время уже не использовали. Также Эрте блестяще говорил на английском, испанском, немецком и датском. Языки ему давались легко. Но вместе с тем он был очень рад возможности поговорить со мной по-русски.
Первое, о чем я спросил у Романа Петровича при знакомстве, как он делает свои эскизы.
– У меня нет ни одного черновика, – ответил он. – Я рисую набело, потому что эскиз полностью рождается в моей голове, его остается только перенести на бумагу.
Эрте с большой охотой давал мне подробные интервью о своей жизни. С раннего детства, не проявляя особого интереса ни к кораблям, ни к пушкам, Роман стал рисовать. Вот что он рассказал мне:
– Я начал рисовать в три года цветными карандашами, а в шесть лет нарисовал свою первую модель платья. Это был эскиз вечернего платья для моей матери, который она отдала портнихе. Платье имело большой успех. Когда мать увидела, что мое увлечение рисованием серьезно, она представила меня знаменитому русскому живописцу Илье Ефимовичу Репину. Он похвалил стиль моих работ и дал мне первый урок рисования.
Роман Тыртов впервые побывал в Париже в возрасте семи лет в 1900 году на Всемирной выставке вместе с матерью и сестрой. С тех пор парижские воспоминания не давали ребенку покоя, он решил жить в этом городе во что бы то ни стало. В Петербурге он занимался рисованием в студии художника Лосевского.
Роман Петрович вспоминал:
– Когда я успешно окончил гимназию, отец предложил мне выбрать подарок, и, к неудовольствию отца, я попросил заграничный паспорт.
Но каково бы ни было отношение Петра Ивановича Тыртова – адмирала, директора Инженерно-морского училища – к просьбе сына, он дал свое согласие на поездку. Как известно, русские адмиралы слово держали. И в 1912 году юный художник отправляется самостоятельно в Париж, ставший впоследствии его второй родиной. В Россию он больше никогда не возвращался. Кстати, портрет отца Эрте кисти Кустодиева нашелся в фондах Третьяковской галереи.
Заботы о хлебе насущном в Париже заставили художника искать работу в маленьком модном Доме «Каролин». Он рассказывал:
– Я жил тогда очень скромно в меблированной квартире… Мой первый год в Париже был очень труден, к тому же хозяйке модного Дома «Каролин» мои рисунки вовсе не понравились, и в один прекрасный день она заявила: «Молодой человек, занимайтесь в жизни чем угодно, но никогда больше не пытайтесь стать художником по костюмам, у вас из этого ничего не получится». Сказав подобное, она выкинула в корзину мои эскизы.
Сегодня Дом «Каролин» не помнят даже самые дотошные историки моды, герой же моего повествования стал всемирно известным. Ущемленный в честолюбии молодой художник, вытащив из корзинки свои рисунки, положил их в конверт и отправил Полю Пуаре. На следующее утро в меблированной комнате его уже ждало письмо с приглашением от самого Пуаре.
В мастерской Пуаре Эрте разрабатывал модели пальто, платьев, шляп и причесок, оформлял вместе с художником Хосе Саморой спектакль «Минарет» для парижского театра «Ренессанс» весной 1913 года. (Во время работы над костюмами к «Минарету» Эрте общался с печально известной голландской авантюристкой Матой Хари, в то время танцевавшей в театре «Ренессанс».) Эрте подал мне идею собирать не только его эскизы, но и эскизы его коллеги, Хосе Самора, которыми я пополнил коллекцию моего Фонда. Именно за время работы у Пуаре художник создал свой неповторимый стиль иллюстраций моды, который и сегодня зовется «стилем Эрте». Теперь я собираю эскизы Хосе Саморы с таким же рвением, как эскизы Эрте, – их у меня в коллекции уже 16.