– Ты хочешь найти работу в театре? Я тебе помогу.
Аньес была дочерью главы протестантской церкви Франции и безумно любила Россию. Она обожала русскую литературу, поэзию Марины Цветаевой, музыку, подробно изучала язык и переживала бурный роман с очень красивым артистом Московского театра имени Пушкина Алексеем Булатовым, внешне напоминавшим купца Калашникова. Аньес познакомилась с ним в Москве и, в конце концов, вытащила в Париж. Не знаю, вышла ли она за него впоследствии замуж, но Алеша Булатов прожил во Франции несколько лет.
Аньес сообщила, что с ней в одном подъезде живет актер Фредерик Моро – любовник популярного театрального режиссера Евы Левинсон. Для меня, конечно же, это были все пустые звуки – Фредерик Моро, Ева Левинсон… Но Аньес настаивала на знакомстве.
Получив от нее телефон, я позвонил и представился по-французски. На том конце провода мне ответили по-русски с сильным польским акцентом. Оказалось, Ева Левинсон, до того как стать режиссером, переводила с русского на польский Иона Друцэ, знаменитого молдавского драматурга.
– Приезжай ко мне в 14-й квартал, – тут же сказала она.
Поскольку я сам жил в 14-м квартале, то дошел пешком.
Меня приняла невысокого роста, стройная женщина с совершенно библейской внешностью: орлиный профиль, черные, вьющиеся мелким бесом волосы, карие глаза, очень светлая кожа…
Я показал диапозитивы, на которых были сцены из спектакля «Волки и овцы», оформленного мною перед самым отъездом во Францию. Ева посмотрела эти диапозитивы на просвет:
– Надо же, ты работал в каком-то очень большом театре.
– В большом – не большом, но профессиональном, – без лишней скромности подчеркнул я.
– Это очень хороший уровень, ты мне полностью подходишь! Я готова дать тебе работу.
Ева предложила мне трехмесячный контракт на сумму в шесть тысяч франков в месяц. По советским меркам – огромные деньги, что-то около 600 рублей. Для сравнения напомню, что в блинной мне платили 20 франков в день, а в Москве моя стипендия Станиславского составляла 90 рублей. Я понял – это мой звездный час.
Мне предстояло оформить спектакль по пьесе «Папесса Иоанна», написанной известным в ту пору драматургом Одиль Эрет. Это реальная история римского папы Иоанна VIII, который был женщиной и родил ребенка во время одной из процессий. Надо заметить, что с тех пор каждый новый папа проходит специальную проверку на мужественность. В присутствии двух десятков кардиналов очередного кандидата сажают в специальное кресло с отверстием в центре. Один из кардиналов забирается под сиденье и проверяет под папской сутаной наличие мужского естества. Эта традиция сохранилась по сей день. И вот что интересно – пьесу Одиль Эрет издали отдельной книжкой с моими иллюстрациями. Я послал один экземпляр в библиотеку Ватикана и получил благодарственное письмо.
Но вернемся в Париж лета 1982 года. Подписав контракт, я сразу получил аванс. Это позволило мне купить краски и бумагу для эскизов. Когда я сказал Еве Левинсон, что собираюсь идти за тканями в «Дрейфус» на рынке Сент-Пьер, она сказала:
– Молодец, мы туда все ходим!
Сама Ева Левинсон была родом из Варшавы. Во Францию она приехала к своей тетке, которая во время войны бежала из Польши и поселилась в Иври, в квартире, обставленной мебелью в стиле ар-деко. Помню гостиную с диванами необычайно графично обитыми рытым бархатом с геометрическим рисунком – просто мечта эстета! Она немало работала в качестве личного ассистента знаменитого французского режиссера Антуана Витеза, ученика Григория Хмары. Высокий, остроносый и худощавый Антуан тут же меня приметил:
– Ты же русский? Я тебе тоже дам работу, будешь оформлять «Чайку».
С большим энтузиазмом я принялся рисовать эскизы костюмов к чеховской пьесе, которую уже однажды оформлял в Школе-студии МХАТ в постановке Киры Николаевны Головко. Закончил в рекордно короткие сроки и позвонил Витезу.
– Эскизы готовы! Куда мне их принести?
– Какие эскизы? – растерялся он.
– Как же? Эскизы к «Чайке».
– А я уже совсем забыл о тебе и поручил эту работу другому художнику, Янису Коккозу.
Это одна из особенностей французов. Они часто что-то обещают или предлагают, потому что пришлось к слову. То, что вам предложат сегодня, может быть забыто завтра. Я тогда понял: если предложение не подкреплено контрактом и авансом – соглашаться нельзя.