Но вернемся к Еве Левинсон. Одну из главных мужских ролей она поручила, конечно же, своему юному любовнику Фредерику Моро. Играл он довольно бледно, но красиво смотрелся на сцене. Другую значительную роль поручили бывшему актеру театра Витеза, известному Жан-Пьеру Журдену, который пришел в восторг от моих костюмов. Ставился спектакль в городе Пуатье на сцене Регионального центра драматического искусства. Почему именно там, ведь во Франции очень много регионов-департаментов, и у каждого свой бюджет на культуру? Ева, конечно же, подавала прошение практически в каждый, но откликнулись на идею поставить «Папессу Иоанну» только в Пуатье. Возможно, потому что в городе находится старинный храм Нотр-Дам-ля-Гранд XI века эпохи раннего католицизма, построенный в романском стиле.
Моя жена Анна довольно скептически отнеслась к необходимости моей поездки в Пуатье.
– Сколько тебе заплатят? – спросила она.
– Шесть тысяч франков.
– Шесть тысяч?! – воскликнула Анна, которая зарабатывала ту же сумму в Министерстве внутренних дел в отделе таможни. – Тогда, конечно, поезжай. Тебе там гостиницу снимут?
И вот я впервые приехал в Пуатье. Ева Левинсон первым делом повела меня в ресторан. Тут состоялось мое знакомство с высокой французской кухней, состоящей из нескольких традиционных блюд. Это почти всегда бланкет из телятины, андуйет, антрекот, сюпрем де пуле. Ни одно из названий мне ни о чем не говорило, ведь в СССР в ту пору не было культа еды, а тем более культа мяса, который существует во Франции. В Москве приходилось есть, что дают: курочку – хорошо, рыбку – прекрасно, макарошки по-флотски – тоже неплохо. В СССР мы чаще всего ели домашнюю еду, мама делала пиццу, заливную рыбу, мусаку, баранину по-болгарски… Но мы мало были знакомы с ресторанным меню, тем более с французской кулинарией.
В ресторане города Пуатье я заказал блюдо с самым, на мой взгляд, интересным названием – андуйет. Оказалось, это колбаса, похожая на сардельку. Есть даже такое французское ругательство – «андуй», что означает «ты прост, как сарделька». Но тогда меня все поражало – приглушенный свет, белые крахмальные салфетки, мягкие диваны, свечи на столе.
Нас поселили в самом центре Пуатье, откуда я каждый день пешком добирался до культурного центра, где решил все сделать так, как меня учили в Школе-студии МХАТ: художник – то есть я – сидит за главным столом, а за другими столами в поле моего зрения портнихи и закройщицы со своими машинками. Но во Франции так не принято, и Анни, моя ассистентка, которая шила костюмы, сказала, что всякая иерархия – это полный снобизм, что она, сама художник, тоже хочет творить и начальство ей не требуется. Тогда я брался за нитку с иголкой и собственноручно пришивал камни, кружево, аппликации…
Когда выяснилось, что декорации должны быть живописными, я с благодарностью вспомнил свою практику в Большом театре, которая совпала с подготовкой спектакля «Бал-маскарад» в постановке Семена Штейна. Автором роскошных декораций был Николай Бенуа. Его уроки длились, быть может, не больше недели, но запомнились мне на всю жизнь. С тех пор декорации во многих театрах мира я писал сам. Так было и в Пуатье, и в Анкаре, и в США, и в Лиссабоне, и в Чили… Я знал, как расчертить квадраты метр на метр, как на эти квадратики перенести рисунок, как заполнить их клеевой краской… Я не считаю себя великим театральным живописцем, далеко нет. Но мне хотя бы знакома техника, потому что многие вообще не представляют, как подступиться к этому.
Я должен был написать итальянский пейзаж эпохи Средневековья. Причем пейзаж располагался внутри огромного гардероба, потому что по задумке Евы Левинсон главная героиня живет в современном мире, воображает себя Папессой Иоанной и однажды, заглянув в гардероб, обнаруживает внутри вместо платьев средневековую Италию. Я расписал внутренние створки этого шкафа, получилось очень красиво и романтично. Но была проблема. В кухне у главной героини должна была стоять газовая плита, которую Ева велела мне приобрести.
– Но я не так давно приехал из Москвы и понятия не имею, где продают винтажные газовые плиты, – сказал я.
Ева была непреклонна:
– Это твое дело найти плиту. Я тебе плачу – ищи.
К счастью, актер Жан-Пьер Журден меня утешил:
– Не расстраивайся. Есть такой магазин бывших в употреблении хозяйственных товаров, который называется «Эмаюс». Наподобие Красного Креста, туда люди отдают ненужные вещи – посмотри там.
Я поехал в «Эмаюс» и за копейки купил плиту, которую можно было подключить, – и она работала!
Кроме плиты требовалось привезти из Парижа в Пуатье ткани, нитки, украшения, кисточки и тесемочки… Но я понятия не имел, где расположены магазины, в которых все это можно купить. Интернета в ту пору не существовало, и я не мог, как сейчас, загуглить, где продаются пуговицы, где можно купить бахрому, где взять венчальные короны и кресты для священников, а где найти бусы и обувь… Если ты не владеешь этой информацией, ты никому не нужен.