Когда подсчет денег был закончен, один из наиболее приближенных кавалов решил заговорить с эмиром о предстоящем путешествии синджака.
— На севере скоро будет очень холодно. Чтобы попасть туда и перебраться чрез высокие горы, надо поторопиться, — начал издалека кавал.
Эмир выслушал кавала и ничего не ответил.
Все кавалы сидели пред эмиром на корточках и с жадным вниманием следили за лицом владыки. Но лицо это было холодно и сосредоточено, и нельзя было понять, о чем думает эмир.
Начавший разговор кавал почесал в голове, потом за пазухой, подумал и решил поставить вопрос яснее.
— Тот, кто пойдет на север с синджаком, должен подготовиться. Путь длинный и тяжелый, — сказал он.
Кавалы тихими возгласами выразили свое согласие с говорившим.
Но эмир внимательно выслушал и эту фразу и также промолчал.
Кавал недоумевал. Что-то случилось с эмиром. Он никогда не был таким. Раньше для разговора о деньгах эмира можно было разбудить в любой час ночи, и он с удовольствием стал бы беседовать на эту тему до утра и не уснул бы. А теперь эмир молчит и не отзывается на все подходы к щекотливому вопросу.
Кавал усиленно чесался и так же усиленно соображал, как бы снова завести разговор на интересующую всех тему, не показавшись слишком назойливым.
— Слушай, эмир, какой откуп ты думаешь взять за этот синджак?.. — выдавил, наконец, из себя вопрос кавал.
Эмир посмотрел на канала, подумал и ответил:
— Этот синджак я не дам на откуп!
Ответ эмира поразил кавалов. У них отвисли нижние челюсти, а раскрывшиеся рты походили на пасти голодных зверей, у которых вырвали добычу. Но раскрытые рты не издали ни звука. Один из кавалов тревожно ощупал уши — существуют ли они и действительно ли слышали такой необыкновенный ответ эмира? С того времени, как создал шейх Адэ синджаки, каждый год отправлялись они за побором. И каждый год все эмиры сдавали синджаки на откуп. В первый раз слышат кавалы, что синджак не будет дан на откуп. Что затевает эмир?..
Напряженная тишина воцарилась в доме эмира.
Растерявшийся кавал закрыл рот, тяжело вздохнул и тихо спросил:
— Что же ты думаешь делать с синджаком?..
— Я поеду с ним сам!.. — произнес эмир.
От этого ответа у кавалов опять раскрылись рты и расширились глаза.
Они не помнили ни одного случая, чтобы с синджаком путешествовал сам эмир. Об этом не слышали ни их отцы, ни деды. С эмиром случилось что-то необыкновенное.
Эмир как будто уловил охватившую кавалов растерянность.
— Десять кавалов я возьму с собой и две десятых сбора отдам им!.. — сказал он.
Вздох облегчения вырвался из груди кавалов. Две десятых побора — сумма значительная. Если бы эмир отдал син- джак на откуп, то едва ли можно было бы выторговать у него такие выгодные условия. Недостаток этих условий заключался лишь в том, что это вознаграждение достанется не двум или трем кавалам, а десяти.
— А впрочем, — соображали кавалы, — присутствие при синджаке самого эмира сильно увеличит приток пожертвований.
Руки кавалов задвигались оживленнее и старательно скребли грязные, искусанные паразитами тела. Эмир не стал испытывать терпение кавалов и тут же наметил десятерых из них в спутники себе. Он выбирал наиболее опытных и сильных. Эмир знал, что ему предстоит тяжелый и опасный путь, и в этом пути ему потребуются выносливые, храбрые люди.
Избранные эмиром кавалы были довольны и все-таки они не понимали тех побуждений, которые заставляли эмира отказаться от спокойной жизни и отправиться в тяжелое путешествие.
Этой странности эмир не объяснил, а спросить его никто не решился.
Разговор эмира с кавалами был прерван приходом кабаны. Начальница факрайи знала, что милостивое отношение эмира можно снискать не одной праведной жизнью. Поэтому порядочную часть вырученных от торговли пилюлями «земзем» денег она израсходовала на подарок эмиру.
При виде кабаны в глазах эмира отразилось удовольствие. На подарки эмир не взглянул. Еле заметный жест заставил свиту оставить эмира одного с явившейся к нему женщиной. Эмир толкнул ногой табуретку, и кабана покорно опустилась на нее.
— Слушай, кабана!.. — тихо и внушительно заговорил эмир:—Ты ведешь праведную жизнь. Я тобой доволен.
Лицо кабаны оживилось от этих слов, а тонкие посиневшие губы пришли в беззвучное движение.
Эмир нахмурил лоб и сосредоточился на какой-то мысли.
— Я что-то забыл, — произнес он с расстановкой, — но, кажется, я просил тебя побеседовать с Мельк-Таузом и попросить у него золота… И Мельк-Тауз, кажется, обещал мне это?