Главный шейх покачал головой и решительно произнес:
— Он не заслуживает проклятья, и я не возьму этого греха на свою душу.
Удар камнем не оглушил бы шейха Юсуфа так, как ошеломил его приговор. Сознание Юсуфа было подготовлено к этому. Он ждал, что приговор будет чрезмерным и тяжелым, и все-таки не представлял его себе определенно. От слов главного шейха Юсуф пошатнулся и еле собрал силы, чтобы выйти из дома эмира.
Теперь он был конченным человеком. Мир, в котором он жил, отгорожен от него каменной стеной. В этой стене нет прохода и нет возможности перебраться через эту стену. Родной мир — теперь недоступный для него мир, а сам Юсуф — чужой и для своих и для чужих. Он — единственный на земле человек, у которого нет близких, нет родного народа, нет веры и бога. Суровый приговор отнял все это у него. Нет у него и богатства, так как теперь его богатство принадлежит эмиру. Таков закон, неписанный, непризнанный государственной властью, но обязательный для всех иези- дов. Юсуф может располагать теперь только тем, что на нем и с ним.
Испуганным взглядом проводили Юсуфа кавалы. Они сидели у дверей и, полные суеверного страха, с ужасом прислушивались к долетавшим до них словам. Там, в помещении эмира, совершался высший суд, страшный суд, в котором выявлялась воля божества. Несчастен тот из смертных, который будет судиться таким судом, так как простому смертному не разобраться в таинственных и неизвестных законах, данных свыше. И эти законы дано знать немногим из избранных.
Судьи разошлись с некоторой поспешностью. Первым ушел главный шейх. С опущенной головой, не глядя ни на кого, он шел по пыльной улице и не отрывал глаз от земли. Глаза его как будто искали что-то недавно утерянное и не могли найти.
Молчаливую сосредоточенность сохранял и Как.
Суд дал ему кое-что поучительное. Эмир вовсе не так глуп и прост, как казался раньше. Эмир может быть очень опасен, а потому лучше держаться подальше от эмира, реже попадаться ему на глаза и не разжигать его жадности.
В тот же день Как покинул святые места и удалился в свой Мазар.
Эмир созвал кавалов и стал обсуждать порядок и план предстоящего путешествия. Он был доволен и весел. Он смеялся и даже острил. Он забыл о том, что главный шейх не полностью осуществил его мысль. Но что он теряет от того, что шейх Юсуф не предан проклятию? Все равно шейх Юсуф отлучен, и все богатства Юсуфа — теперь — достояние эмира. Не вредно было бы почаще производить подобные отлучения, но не всегда для этого бывает благоприятный предлог.
Покончив с кавалами, эмир прошел в задние жилые комнаты своего дома. Здесь помещались жены эмира. По примеру богатых мусульман, эмир в молодости решил завести себе гарем. Он купил двух жен и отнял у одного иезида понравившуюся ему женщину. И все- таки гарем не доставил эмиру того удовольствия, которое он рассчитывал получить от него. Гаремы мусульман имеют в себе какую-то таинственность. Скрытых чадрой женщин фантазия наделяет такими качествами, которыми они на деле, может быть, и не обладают. Жены эмира не носили чадры. Они были так же свободны, как и жены всех иезидов. В них не было таинственной прелести. Это были тупые, ленивые и грязные существа, быстро растолстевшие и превратившиеся в рыхлые бесформенности. Они наградили эмира многочисленным крикливым потомством, но не острыми и жгучими удовольствиями.
— Я завтра уезжаю далеко и надолго!.. — сообщил эмир женам.
Весть об отъезде эмира не вызвала у женщин ни тревоги, ни удивления.
— Что тебе приготовить в дорогу?.. — спросила старшая жена.
— Ничего не надо… — ответил эмир и вернулся в свою половину.
Эмир мог не заботиться о приготовлениях к путешествию и о запасах продуктов. Каждое жилье в пути, в котором он остановится, было его жильем, и он мог распоряжаться в нем, как хозяин. И никто не имел права ни отказать ему в требуемом, ни попросить уйти. Уйдут те, кто находился в этом жилье раньше, а эмир будет жить в нем сколько хочет. Таков закон.
Эмир опустился на грязное ложе и стал думать: богатство шейха Юсуфа, по словам кавалов, велико, но, к сожалению, большая часть его — в скоте. Скот не уведешь с собой. Придется распродать его и унести только деньги. Интересно — сколько удастся выручить ему?.. Во всяком случае, в руках эмира будет такая сумма, какой он давно не видел.
XXVI
Ранним утром, когда только что выглянувшее из-за гор солнце протянуло над сонной и туманной землей трепетные струны своих первых лучей, из деревушки Бадриэ выехали три всадника. Они были в грязных и рваных одеждах, но на лицах их лежала тень сознания своей значительности, недосягаемого превосходства и суровой замкнутости. К их сердцам не было пути. Для простого смертного они были закрыты. Только для бога были открыты сердца и души этих людей.