— Что это, Сальфо?
Сальфо с удивлением осмотрела глобус и ответила:
— Пустой арбуз с ручкой!
— Нет, это — не пустой арбуз с ручкой, а земля, на которой мы живем!.. — пояснил Бушуев.
Сальфо внимательно выслушала Бушуева и еще раз осмотрела глобус.
Бушуев медленно поворачивал глобус и объяснял:
— Вот море, вот суша… Вот здесь находимся мы с тобой…
Сальфо нагнулась над глобусом и напряженно стала рассматривать указанную Бушуевым точку.
Лицо Сальфо было сосредоточенно. Глубокая мысль, охватившая ее сознание, положила на лицо легкую тень. Как редкие драгоценные камни сияли на этом лице большие глаза. Они спрашивали, удивлялись, недоумевали. Тонкие брови походили на крылья собравшейся улететь птицы.
— И мы здесь оба?.. — спросила Сальфо.
— Да, мы оба здесь! — подтвердил Бушуев.
Сальфо медленно взяла глобус, положила на стул и села. Ошеломленный Бушуев стоял и молчал. А Сальфо сидела на сплющенном глобусе и в темных глазах ее сверкали искорки веселой иронии.
— Ты говоришь, что мы оба здесь, — произнесла она со смехом. — Но как мы можем поместиться на этом пустом арбузе вдвоем, когда на нем нет места для одной меня?…
Бушуев рассмеялся. Урок географии не удался. Условность не существовала для Сальфо, ее ум признавал только действительность. Но и окружающая Сальфо действительность не поддавалась ее пониманию. Чтобы понять назначение некоторых вещей, надо было знать причины, заставившие создать эти вещи. Сальфо не знала этих причин, и вещи теряли смысл и значение.
— Зачем ты смотришь на этот лист, покрытый пятнышками?.. — отрывала Сальфо Бушуева от газеты.
— Я хочу узнать то, что случилось! — отвечал Бушуев.
— Так это легче сделать без этого листа… — возражала Сальфо. — Выйди на улицу и спроси у первого человека. Он тебе расскажет все.
Бушуев откладывал газету и начинал объяснять Саль- фо, почему нельзя выйти на улицу и узнать новости от первого встречного. Сальфо внимательно слушала Бушуева, и по глазам ее было видно, что она не понимает тех слов, которые произносит Бушуев. Она знала жизнь небольшую и несложную, в которой не могло быть места газете. И с меркой этой жизни она подходила ко всем явлениям. Бушуев сознавал, что до тех пор, пока не постигнет Сальфо новую жизнь, многое в этой жизни будет казаться ей диким и нелепым. Непониманию Сальфо Бушуев противопоставил терпение.
Странной была жизнь Бушуева. Одной ногой он как будто стоял в современности, а другой — в давно минувшем. Когда Бушуев попадал в среду прежних знакомых, он оживал, загорался. Мысль становилась легкой, живой и стремительной. Бушуев говорил и не мог наговориться, не мог
высказать накопившихся в уме мыслей. Но когда Бушуев возвращался домой, мысль его угасала. Здесь не было надобности в торопливой и настойчивой работе мысли. Здесь некуда было спешить. Перед Бушуевым были большие и красивые глаза Сальфо. Они не знали лихорадочного оживления и торопливости. Не было оживления и на лице Сальфо. Сошел с кожи солнечный загар. Лицо Сальфо стало белым и нежным. И моментами казалось Бушуеву, что около него — ожившая богиня далекой древности. Она с печалью и без слов ищет свое родное и не находит его. Она не может высказать Бушуеву скорбных дум своих, так как нет у нее с Бушуевым общих слов. Не мог Бушуев вывести Сальфо из печального круга. Сделать это может одно время. И Бушуев ждал. Но тяжело ждать, не думая и не действуя.
Искал удовлетворения Бушуев в молчаливой работе. Он вынимал бумагу и торопливо покрывал ее неровными рядами строчек.
Сальфо сидела рядом и внимательно следила за пером Бушуева. А когда Бушуев исписал несколько страниц, Сальфо критически осмотрела их и произнесла:
— Когда бумага была белой, то она казалась лучше… Зачем ты пачкаешь ее.
— Я хочу чрез эту бумагу рассказать людям о том, что видел!.. — ответил Бушуев.
— Ты можешь сделать это иначе… Позови всех и расскажи… — предложила Сальфо.
Бушуев задумался. Но думал он не о том, как выполнить предложение Сальфо. Он спрашивал себя: растет ли Сальфо в своем развитии? И если растет, то нельзя ли ускорить этот рост? Перебирая свои впечатления, Бушуев видел, что если Сальфо не постигла законов городской жизни, то до известной степени она приняла город и примирилась с ним. И это было большим достижением. Необходимо это достижение углубить и расширить.
Бушуев остановил внимательный изучающий взгляд на лице Сальфо. Глаза его неожиданно заметили какую- то шероховатость с левой стороны носа над ноздрей. Такого странного нароста у Сальфо раньше не было. Бушуев нагнулся к лицу Сальфо и тревожно спросил: