— Где и когда?.. — коротко спросил Бушуев.
— Мы сообщим тебе об этом… приходи с женой!..
Иезиды поднялись и ушли, суровые и неприступные, показывая этим свое превосходство и силу.
Бушуев вдохнул кислый запах от грязных тел и грязных одежд и, поморщившись, позвал Сальфо.
— О чем они говорили с тобой?.. — спросил Бушуев.
— Они расспрашивали о тебе и о золотом синджаке, который мы привезли, — отвечала растерянно Сальфо.
Бушуев выругался… Не думают ли эти грязные и жалкие иезиды отнять у него синджак?
Появление иезидов обеспокоило Бушуева. Было бы лучше не вступать в связь с ними, но золото, оставшееся там… Неужели отказаться от него?
— Слушай, Сальфо!.. — обратился Бушуев к ничего не понимающей женщине: — Узнай у своих знакомых, что будут делать эти святители?
Сальфо исполнила просьбу Бушуева. Она вернулась оживленная, взволнованная и сообщила:
— Будет моление, а потом погасят светильники!…[20]
Бушуев стиснул зубы и впился пальцами в волосы.
Так вот зачем зовут они его вместе с Сальфо на свое сборище. Нет, он перехитрит их!..
— Ты знаешь, Сальфо, что будет там?.. — спрашивает Бушуев.
Сальфо утвердительно кивает головой.
— А ты знаешь, что это — мерзость, пакость, безобразие, которые у нас не допускаются?
— Но если этого хочет Мельк-Тауз?.. — с недоумением спрашивает Сальфо.
— Не Мельк-Тауз этого хочет… — перебивает ее Бушуев: — этого хотят эти мерзкие и подлые старики. Но ты не пойдешь туда, ты не осквернишься на этом гнусном собрании!
Бушуев видел, что Сальфо не понимает его. Он волновался и говорил не то, что надо и не так, как могла бы понять Сальфо.
— Женщина на востоке — товар. Ее может купить состоятельный, но она недоступна бедняку. Свальный грех — извращение идеи о христианском братстве, предоставление имущим своей собственности во временное пользование неимущему.
Но Сальфо не поняла этого, и тогда Бушуев сказал решительно и властно:
— Ты на это собрание не пойдешь! Этого не хочет Мельк- Тауз!.. Я скажу, что ты больна, а ты лежи и не вставай!..
Сальфо поняла и согласилась. Ночью, когда город спал, а улицы были пустынны и тихи, в дверь квартиры Бушуева постучали. Перед дверями стоял загорелый курд. Бушуев зажег свет и пустил его.
— Что надо?.. — спросил Бушуев.
— Бери жену и пойдем!.. — ответил курд, лихорадочно поблескивая глазами.
— Жена больна, она не может итти, а я сейчас выйду… — проговорил Бушуев.
Курд жадно облизнул потрескавшиеся губы, подозрительно оглянул комнату и ничего не ответил.
Бушуев шел по сонным улицам и не знал, куда ведут его. Миновали центр, кончилась темная и глухая окраина.
— Вот сюда!.. — проговорил курд и ввел Бушуева в полу- развалившееся строение. В темноте открылась еще какая- то дверь. Пахнуло подземной сыростью и тяжелым спертым воздухом.
По темному сырому коридору Бушуев вошел в подземное помещение. Оно было невелико и густо заполнено людьми. Слабый свет не давал возможности разглядеть присутствующих. Бушуев заметил нервную взвинченность собравшихся, блеск глаз.
— Почему нет твоей жены?.. — услышал Бушуев суровый голос и оглянулся.
Сзади Бушуева стоял эмир.
— Она больна!.. — ответил Бушуев.
Эмир исчез. Где-то послышалось пение, похожее на крик о помощи. К пению присоединилась визгливая гармоника. Толпа насторожилась.
Приподнявшийся Бушуев увидел выпрыгнувших из какого-то отверстия кавалов. Кавалы пели и плясали. За ними на большом подносе несли медного павлина.
Иезид с синджаком остановился. Люди, заполнявшие подземелье, с восторженными криками, стали подходить и прикладываться к медному изображению Мельк-Тауза.
Жалким и убогим показалось Бушуеву священнодействие, мерзкими и отвратительными — священнослужители, несчастными — покорные поклонники Мельк-Тауза.
Когда к синджаку приложились все, он был унесен обратно. Давка и волнение прекратились, но возбуждение в толпе как будто поднялось. Она нервно шевелилась и двигалась. Снова появились кавалы и торопливо стали тушить чадившие плошки. От наступившей темноты люди как будто обратились в диких разъяренных зверей. Раздался рев, вопли увлекаемых в разные стороны женщин, тяжелое дыхание боровшихся.
Вместе с темнотой на голову Бушуева опустился тяжелый лом и оглушил. Рев, крики сразу стали тише и исчезли из потемневшего сознания.
Тело Бушуева вытащили из подземелья. Кавалы тщательно обшарили карманы Бушуева и взяли все, что было в них.
20
Арабы называют иезидов гасителями светильников за то, что они после своих таинственных религиозных церемоний тушат огни и предаются отвратительным оргиям. (Прим. ред.).