В Маре, в деревне Суллан, вся семья Пивуен убежала за границу, кроме отца семейства, Поля. Он остался сторожить свое добро. Поскольку он был зажиточный буржуа, его сочли подозрительным. И вот к нему пришли из Революционного комитета.
— Ты богат, — сказал один из санкюлотов, — а мы бедны. Надо бы убить тебя, но мы тебя пощадим, если скажешь, где твои деньги.
— Вся родня бежала, — ответил шуан, — увезли все с собой.
— А с чего бежать добрым людям?
Санкюлоты все обыскали, перешарили напрасно все углы в доме, взбесились и взялись за дело всерьез. Поля Пивуена связали, разули и босыми ногами поставили на горячие угли в большом камине — он и до сих пор цел. Но Поль был не менее упрям, чем его враги. Он не раскрыл рта. Наконец, один из санкюлотов всадил ему пулю в лоб, чтобы не оставлять в живых свидетеля с обожженными ногами. А клад так и не нашли. Некоторые считают, будто он лежал под теми самыми угольями, на которых мучили Поля Пивуе-на, да и теперь клад еще там».
Г-н Ланьо рассказал и другое предание из деревни Фонтене близ Фонтене-ле-Конт: «В дворянском собрании Ложи многие владельцы поместий спрятали в 1793 году золото и серебро. Дьявольские колонны сожгли здание, а клад никто так и не нашел».
Вы, конечно, поняли: как для старых шуанов, так и ныне для тех, кто сохранил вандейский дух, «дьявольские колонны» — это республиканские войска. Мы сохраняем местные особенности, симпатичную и безобидную пристрастность рассказов нашего рассказчика. Вот еще:
«Кое-кто хочет найти церковные врата из чеканного золота и дарохранительницу из церкви в Эпессах. Их надо искать под полом церкви или в склепе. Если только их не украл деревенский нотариус, который во время Вандейских войн вдруг страшно разбогател».
Великолепная, тяжелая статуя Христа из литого золота, бывшая в замке Жирара де Борепе-ра, до сих пор спрятана в подземелье, ведущем из замка в соседнюю церковь.
«Потомки одной служанки из замка Ла Бушри близ Ланд-Женюссона рассказывают, что передали им предки. Эта служанка по фамилии Тесто в 1793 году помогала хозяевам прятать клад. Там были кошельки и ларцы, полные золота и серебра, драгоценные кубки, столовое серебро и прочее. Все это аккуратно сложили в большую бочку, окованную железом, а бочку ночью с величайшими предосторожностями унесли из замка куда-то в сторону мельницы. Где это место, теперь неизвестно. Никто так и не нашел бочку, набитую золотом и серебром.
В том же году, на другой день после боя под Гобретьером, вандейцы подвели все свои силы для штурма большой деревни Лез Эрбье. Это было в ночь с 10 на 11 марта. Благородный господин Пьер Проспер де Буази маркиз де Ландбодьер, предчувствуя, что схватка будет смертельной, сложил в железный сундук все свои ценности: деньги, столовое серебро, ювелирные изделия. Вдвоем с управляющим Сен-Полем они погрузили сундук на тележку и отвезли на одну из принадлежавших маркизу ферм. А в январе 1794 года адские войска расстреляли маркиза и его слугу на площади в Нуармутье».
Продолжим. Клад с тех пор так и лежит нетронутый. Замок Ландбодьер вместе со всеми фермами продан. Но в купчей предусмотрено, что клад, будь он найден, становится собственностью рода Буази.
У Шаретта, которого историк Ленотр называл «королем Вандеи», — командира королевских частей в окрестностях Сабль д’Олонн близ Нанта — была большая походная казна, пополнявшаяся за счет англичан.
В 1794 году Шаретт укрывался в лесах Ла Шез и Грала. На одной из полян леса Грала по обоим берегам ручья тогда вырос целый город из шалашей. Поляна и поныне называется Рефюж («Убежище»). Г-н Ланьо рассказывает: «На большие колья укладывали шатром стволы деревьев и накрывали сверху ветками — это была крыша, а стены «строили» из переплетенных веток, законопаченных дерном. С дальнего расстояния улицы этого города казались рядами густой травы. Городок снабжался водой из двух каменных колодцев. Они целы и поныне, но воды в них нет, одна жидкая грязь. Эти колодцы в истории сокровищ Шаретта играют главную роль».
В июле 1795 года генерал Гош написал генералам Траво и Делажу: «У Шаретта есть шесть тысяч луидоров. Пообещайте их тому, кто доставит его живым или мертвым». Гошу совсем не хотелось вступать с Шареттом в бой: тот не раз уже отражал его атаки с большими потерями для генерала.