Наконец подсчет был закончен, Харпер ссыпал золото обратно в кошель и, затянув шнурок, сказал:
– Триста двадцать терциев, Счастливчик. Куш неплохой, но этого все же маловато. Ну-ка, Скрилл, забери у него мешок, слишком много пожиток у этого доходяги.
– Узелок я не отдам, – возразил Мартин и, подняв пожитки, спрятал за спиной.
Один из подручных Харпера ухмыльнулся и, подойдя к Мартину, протянул руку.
– Лучше отдай, а то я тебе здесь закопаю… Ну!.. – прикрикнул он и попытался схватить Мартина за грудки, однако тот перехватил руку громилы и так сжал ее, что послышался треск. Солдат Харпера свалился на землю и принялся орать, а Мартин стоял над ним, продолжая удерживать одной рукой.
– Ладно-ладно! – поднял руки Харпер. – Отпусти его, приятель, считай, что мы в расчете.
Мартин отпустил громилу и сделал шаг назад, чтобы видеть Харпера и его бойцов.
– Еще увидимся, – сказал тот, криво улыбнувшись, и зашагал в сторону оврага, откуда и появился неожиданно со своими подручными.
Когда они убрались, Мартин порылся в ямке и вытащил еще один кошелек, в котором была медь – денимов сорок. Тогда у него было достаточно золота, и этот кошелек он бросил сюда, чтобы не мешался в кармане. А теперь он пригодился, и это были все его наличные.
Куда теперь идти, что делать? После того, как Мартин потерял золото, его возможности сократились, однако он все еще хотел посмотреть город.
24
Солнце вышло в зенит, крыши домов раскалились, как кузнечная наковальня, однако на узких улицах было прохладно, хотя местами и попахивало отхожим местом.
Но помимо этого пахло выпечкой из булочных, подгоревшим жиром из харчевен и канифолью из полировочной мастерской.
Мартин шел по улицам, вдыхал почти забытые запахи, и на лице его сама собой появлялась улыбка. Когда на него начинали коситься прохожие, он спохватывался и придавал лицу обычное выражение, однако через двадцать шагов снова начинал улыбаться, ведь он, как в детстве, заново постигал красоту этого города, яркость его волшебных красок.
Так он дошагал до базарной площади, такой же шумной, как и прежде, правда, лотки, по новой моде, были теперь с навесами из крашеной парусины, и это придавало площади нарядный вид.
Несмотря на жару, народу здесь толкалось много, и Мартин в который раз удивился количеству представителей заречного народа, невысоких и коренастых, которые, против прежних времен, легко разговаривали с местными жителями и даже, случалось, перебрасывались парой слов с рослыми монгийцами, которые хоть и не торговали, но выполняли много погрузочной работы, а также стояли городскими охранниками по всей площади.
И заречные, и монгийцы, те, что не были на службе, одевались теперь как и прочие горожане. Единственное, что их отличало друг от друга, – приземистость одних и огромный рост других, в сочетании с оливково-зеленоватой кожей. И если в прежние времена чужаков провожали взглядами, то теперь на них не обращали внимания даже впечатлительные дети.
– Как же все переменилось, – покачал головой Мартин, пробираясь вдоль рядов и поглядывая на товары.
Теперь тут не было грязных бочек с маслом, его разливали в аккуратные кувшинчики. Над мясными рядами не вились тучи мух и не пахло дохлятиной – везде имелся тающий лед, на котором, поверх подстилки из зеленой травы, лежали куски свежего мяса.
В творог не лазили пальцами, чтобы, облизав их, определить вкус, продавец подавал чистые щепочки. Многое здесь поменялось, и больше в лучшую сторону.
В конце каждого ряда стояли стражники, грозно поглядывая на толпу. На них никто не обращал внимания, хотя ворам, по мнению Мартина, работать в такой обстановке было неудобно. Он несколько раз оглядывался, пытаясь на глаз определить бывший коллег, но ничего такого не замечал. То ли их на площади теперь не было, то ли, как сказал Харпер, – притупилось чутье.
Продолжая удивляться изменениям на рыночной площади, Мартин вышел в гужевой ряд, где стояли повозки – новые и не очень, а также продавались хомуты, седла, стремена и россыпи подков на любую цену.
– Эй ты, подойди сюда! – строго произнес кто-то, и Мартин сразу решил, что обращаются к нему.
Опершись на новую телегу, у стены дома стоял сержант городской стражи и рядом с ним двое монгийцев. Невольно пришла мысль о Харпере с его подручными. Картина была очень похожа.
Мартен подошел и, вежливо поклонившись, сказал:
– Здравия желаю, добрые люди.