— Двести рыцарей плюс два десятка оруженосцев и мелких прислужников, — бодро ответил Гуго. — Мы можем отправить гонцов к членам братства в Авеньоне, Месигоре… Подмога придет через пару дней, и тогда…
— Через пару дней будет поздно, — покачал головой Жак де Моле.
— Но мы… — снова встрял в разговор Леон.
— Так, тихо! О сговоре Папы Климента и Филиппа я уже давно знаю, их лживые сладкие речи не могли обмануть Великого Магистра, — гордо блеснули глаза де Моле. — Но это не главное… Филипп жаждет наших денег, сокровищ ордена. Но он ничего не получит. Прямо сейчас, не мешкая, вы, девять наших братьев, перевезете вот эти сундуки и свитки, — Моле кивнул в сторону собранных сундуков и тюков. — Перевезете через Ла-Манш. На том берегу вас встретят наши преданные братья и скажут, что нужно делать, куда отправиться…
— Как символично — история нашего ордена началась с девяти рыцарей, и именно девятью рыцарями она и закончится, — грустно улыбнулся Гуго де Пайро.
Он прекрасно знал о планах Магистра, они вдвоем подробно разработали маршруты, чтобы скрыть сокровища ордена от жадного короля.
— А как же?… — хотел задать вопрос Леон, но, встретив суровый взгляд магистра, промолчал и твердо кивнул, так же как и остальные избранные.
Под покровом ночи девять рыцарей Храма вместе со своими оруженосцами на телегах, груженных сеном, вывезли все сокровища ордена тамплиеров за пределы Франции.
Через пару часов ровно в полночь замок Тампль окружили воины короля, всех оставшихся хамовников арестовали, в том числе Великого Магистра Жака де Моле.
Но Филипп Красивый просчитался — в замке не было найдено ни одного экю. Все сокровища и священные реликвии ордена бесследно исчезли…
Санкт-Петербург. Наши дни
— Это просто нереально, это невозможно, это просто нонсенс какой-то, — с завываниями на одной ноте подбирала эпитеты полная дама со старомодной прической. Она рыдала на руках у молодого взъерошенного оперативника Владимира Шестакова, который смущенно пожимал плечами и робко поглядывал на следователя Дарью Безбрежную, которая остановилась в дверях и с сочувствием смотрела на потерпевшую.
Хотя потерпевшей ее назвать можно было только условно, пострадавшим в данном деле выступало само государство, в лице известного Эрмитажа и музея Михайловского замка, в котором произошла кража века.
Сейчас в зале Михайловского, где и проходила выставка картин из Эрмитажа, рыдала куратор выставки Олимпиада Смирнова. Именно она отвечала за семь бесценных полотен творчества российских художников XIX века. Отвечала головой, и вот не ответила — все картины испарились в неизвестном направлении.
Следователь Дарья Безбрежная еще не успела полностью ознакомиться с материалами дела, но, судя по всему, дело будет шумное, громкое, а главное — муторное, именно на такие расследования Дарью Николаевну чаще всего и направляли.
— Олимпиада Андреевна, — сухонько кашлянула в кулак Дарья. — Вы можете со мной поговорить? — Она продемонстрировала служебное удостоверение.
Смирнова подняла мутный взгляд на следователя и неопределенно качнула головой.
— Володя, принеси, пожалуйста, водички, а лучше валерьянки, — шепнула пробегающему мимо оперативнику Безбрежная.
Тот безропотно кивнул.
— Итак, Олимпиада Андреевна, вы можете рассказать, что тут у вас произошло? — с заботой в голосе спросила Дарья, обводя взглядом пустые рамы, где еще вчера красовались полотна русских художников XIX века.
Смирнова в ответ часто затрясла головой, как разукрашенный китайский болванчик.
— Я могу, я расскажу… Только это… Это невозможно… Это нереально… Этого не может быть… — снова завыла она.
— Чего не может быть? — удивилась следователь.
— Кражи не может быть! Отсюда выкрасть нереально! — немного взяв себя в руки, ответила Олимпиада Андреевна и выразительно натянула на распухший и красный от слез нос очки с толстыми диоптриями.
«Ага, она еще и близорука», — сделала вывод Безбрежная.
— Если кражи не может быть, то как вы можете объяснить вот это? — Она красноречиво показала рукой на пустые стены. — Сколько здесь было картин?
— Семь полотен, — принялась кусать губы Смирнова.
— Ценные? Какова примерная стоимость?
— У нас все картины в музее бесценны, искусство не продается, — обиженным тоном ответила Олимпиада Андреевна.