– Мне нравится смотреть на такое вот море! – ответила, вернее, повторила Марта. – Именно такое оно еще больше кажется живым и чувствующим по-человечески существом… Вы так же думаете, герр Отто? Или мои слова вам кажутся нелепыми?
– Напротив, баронесса! – живо ответил Отто, и будто позабыв недавние тревоги, подхватил разговор: – По-видимому, в силу вот таких же впечатлений древние люди и наделили море сверхъестественной силой, поселив в нем массу разных богов и богинь, в том числе и их детей, как те же нереиды, покровительницы мореплавателей…
За таким оживленным разговором прошло полчаса, не меньше. Сменилась вахта, на руль заступил Роберт, механик Степан Чагрин спустился в машинное отделение, чтобы можно было в любую минуту убрать парус и запустить двигатель. Карл, некоторое время побыв в одиночестве около ходовой рубки, тоже ушел в каюту, видя, что в его помощи команда пока не нуждается.
Отто Дункель, только на минуту оставив бак, сбегал в каюту за прорезиненным плащом, не отпуская леерного каната, вернулся на бак, где оставалась сидеть в кресле Марта, постоянно хватаясь за бело-розовую шляпку. Он накинул на плечи баронессы плащ и встал рядом, широко расставил ноги для большей устойчивости. И смотрел туда же, на юг, словно там вот-вот должны были загореться их счастливые путеводные звезды, его и баронессы Марты… Океан дыбился… так перед смертельным прыжком волнами дыбится шкура у разъяренного и смертельно раненного тигра. Баронесса, сама того не замечая, побелевшими пальцами охватила подлокотник кресла, но горящие глаза все с тем же восхищением и с дерзким вызовом упрямо наблюдали за начинающимся штормом. «Как страшно и восхитительно! – с замиранием сердца про себя шептала Марта, боясь выказать этот страх перед стоящим рядом сенаторам. – Неужели и на мою долю выпало все это увидеть и испытать! Боже, что за прелесть вот это стремительное плавание на грани гибели! И я здесь, сижу и смотрю, быть может, собственной последней жизни в глаза!»
– Готт вердамме мих![1] – с вызовом прокричал Отто, как если бы из темно-зеленых волн уже высунулась рогатая голова премерзкого чудовища и вот-вот должна схватить его и утащить в пучину. – Через час-другой нас, похоже, слегка качнет!
– Это и вправду очень опасно? – живо подняла голову Марта, придерживая шляпку правой рукой. – А разве это уже не настоящий шторм? – В глазах баронессы по-прежнему метались бесовские огоньки, как если бы она была в сильном опьянении вином и не сознавала меру надвигающейся беды. – Я так много читала о штормах, что и в самом деле захотелось увидеть, что же это такое?! Я думала, что у Тасмании нас настигал самый сильный в свете шторм… Но там был совсем близок берег и очень сильного страха я не испытала. А что, если теперь нас догонит ураган, а?
– О-о, милая баронесса! – ответил Отто на эти почти по-детски наивные рассуждения молодой женщины. – Одно дело читать о шторме, лежа на мягком и сухом диване! И совсем другое – летать по каюте, испытывая прочность перегородок собственной, да еще такой очаровательной, как у вас, головкой! Не приведи Господь, иначе придется вас привязывать ремнями к дивану. И вы даже не сможете встать, если вдруг яхта пойдет… Лучше об этом не говорить, у меня озноб побежал по рукам, видите, волосы на запястьях встали дыбом… Я буду молить Посейдона и всех пятьдесят прекрасных принцесс-нереид, чтобы нас минула страшная участь… погостить у них на глубине. Баронесса, ветер становится очень прохладным, не простыли бы вы.
– Герр Дункель, а вы часто попадали в настоящий шторм, чтоб головой о перегородку? – спросила Марта и улыбнулась, смешно поморщив нос. На скулах проступил легкий румянец, должно быть, хотела еще о чем-то спросить, да постеснялась. А может, это ему показалось, румянец мог выступить и от прохладного ветра или от страха, который баронесса так умело прячет за внешней беспечностью.
Отто с удивлением в который раз заглянул ей в глаза. «Что это? Бравада перед смертельной опасностью? – подумал он, пытаясь полностью разгадать характер баронессы. – Такое бывает у новичков на море, правда, пока смерть действительно не схватит за горло костлявой рукой. Или у нее огромная сила воли, что умеет так ловко скрывать страх за беспечной улыбкой. Есть такая категория отчаянных людей, которые и умирают с улыбкой на устах, подобно мушкетерам Дюма… Ну и нервы у моей милой Пандоры! Будто и в самом деле она не от женщины родилась, а выкована в горниле олимпийского бога Гефеста!» – И с восхищением пожал влажную от брызг руку баронессы.