– Вы очень далеко мыслями, герр Дункель! И не ответили на мой вопрос! – напомнила Марта.
– Бога ради, Марта, зовите меня просто по имени – Отто. Иначе получается, как в полицейском участке, предельно строго и официально!.. Вы очаровательны, баронесса, и я совсем потерял голову… – Он чуть наклонился над креслом, вроде бы поправить плащ на ее плечах, и совсем близко заглянул в глаза Марты. Женщина поняла, что он хочет поцеловать ее в губы, во взоре мелькнул испуг: из рубки их хорошо видит Роберт, там же и боцман Майкл, да и вахтенным морякам они видны, как на ладони… И в то же время она в неожиданно нахлынувшем затуманенном упоении вдруг ощутила себя маленькой и беспомощной пылинкой в неодолимом магнитном поле. И центром этого поля был он, Отто Дункель, – красивый, сильный и с поистине бесовской своей устремленностью в манящее будущее, которое где-то там, за далью океана. Он так не похож на тех женихов, которые окружали Марту в Мельбурне, на раскаленном асфальте города, с цветами в руках, наглаженные и припомаженные лучшими парикмахерами… О не-ет, Отто не был мужланом в полном смысле этого пренебрежительного слова, далеко не мужлан! Он элегантен, всегда изысканно одет и идеально выбрит, но в нем, в манерах и в теле так много от этого вот океана! Он весь пропитан духом моря, бурь и кипучих страстей…
– Опомнитесь… герр Отто, – почти беззвучно выдохнула Марта и, словно так можно было спасти себя, закрыла глаза. Румянец сошел с лица, она будто уснула, очарованная, бессильная, как спящая принцесса из сказки бессмертного сочинителя.
– Марта, Марта, – Отто легонько сжал руку молодой женщины, – вы возвращаете меня в далекую молодость… Будто и нет за спиной этой ужасной войны, разлук и потерь, случайных встреч и… и этой многолетней душевной пустоты, в которой носились какие-то ужасные черные вихри.
– Но у вас… Отто, два сына, внуки. – Марта постаралась взять себя в руки после истомного, неожиданного для самой полуобморока. Напряженно пыталась понять, чем было вызвано такое душевное смятение? Неужели ей хотелось любить этого необыкновенного человека? Тем более, и она ему далеко не безразлична, это по его глазам видно… Что же мешает им соединиться? Разница в возрасте? Марта считала себя достаточно разумной, она сумеет подняться если не годами, то поведением, до уровня Отто. Разница в общественном положении? Он – сенатор, наверняка владеет большим состоянием. Но и у нее свое приданое, которое в высшем свете ценится иной раз не дешевле чековой книжки с семью-восемью цифровым значением. Она из старинного баронского рода, молода и достаточно привлекательна. К тому же, Марта это знала за собой, у нее всегда сначала решал рассудок, а потом уже вступало в свои права сердце. А это в семейной жизни человека из высшего общества куда важнее одной чувствительности…
– Внуки не на мне, они на Карле. Сыновья уже достаточно крепко стоят на ногах и в моей постоянной опеке практически не нуждаются, – негромко ответил Отто, радуясь, что Марта, похоже, ложится на встречный курс, как сказал бы его верный Гилас[2] – Фридрих Кугель. Он взял прохладную от морской воды руку Марты, бережно поднес к губам и поцеловал. – Я увезу вас с крошкой Элизабет к себе, и вы превратитесь в самый крупный алмаз из сказочных сокровищ царицы Савской!
Марта засмеялась, убрала руку под плащ.
– А вы не боитесь, Отто, что и на меня там найдутся похитители бриллиантов, какие-нибудь отважные французские искатели сокровищ? – Она окончательно пришла в себя, улыбнулась, подняла взгляд на сенатора. Умей он читать в их глубине сокровенное, мог бы понять, что в этих глазах он видит не только нежность, но и трезвый расчет, которым в большей или меньшей степени богиня Ата[3] наделила каждую женщину, чтобы ей легче было держать в руках своих возлюбленных.
– Я убью каждого, кто осмелится дерзко глянуть на мою жену!
– Вот как, Отто! Вы уже приняли окончательное решение? – воскликнула несколько обиженная таким скорым натиском сенатора Марта, но сама улыбается, держит рукой шляпу, неожиданно ойкает – в правую скулу яхты ударила волна, через невысокий фальшборт перелетели гораздо крупнее, чем прежде, брызги.
– Вы не сказали «нет», баронесса, и это дает мне надежду…