— Сдурела? Ты разобьешься!
Когда Роксана оказалась достаточно высоко, чувство глупой мести оставило Риту, уступив место страху перед тем, что натворила. Дочка Виктора и Ольги глянула вниз, голова закружилась, и девочка чуть не сорвалась. Корабль качало.
— Я залезу, — сквозь зубы проговорила Роксана, пальцы онемели, руки вспотели. — Я сказала, что залезу, значит залезу.
Уверенности стало больше, когда Макс, сидящий в вороньем гнезде, помог ей.
— И что ты удумала? — совсем не ругаясь, спросит мужчина.
— Флаг повесить. У нашего корабля флага нет, — отдышавшись, заверила Роксана и сняла свой красный платок.
Макс молча смотрел, как она привязывает красную ткань, отдавая ее во власть ветра.
— А теперь слазь, и вниз не смотри, — без шуток посоветовал Макс. — Там тебя уже разозленные родители ждут.
Слезать было тяжелее, хоть и не так страшно, корабль качало меньше, и словно чувствовалась чья-то незримая поддержка. Внизу девочку ждали не только родители, а и Ярош, которого привела Рита. Как только Роксана оказалась на палубе, Ольга залепила дочери пощечину.
— И это только начало, — предупредил Виктор.
Их обоих трясло от пережитого.
— А если бы ты упала? — Ольга замахнулась еще раз: Роксана, ощущающая свою вину, даже не отвернулась.
Но Ярош перехватил руку Ольги.
— С кем не бывает. Она достаточно наказана.
— Не ты ее отец! — бросил Виктор, он явно не соглашался, что пощечина, алеющая на щеке его дочери, — достаточная плата за испорченные родительские нервы.
— Я ее капитан, — отрезал Ярош и сурово посмотрел на Роксану. — Почему красный?
— А разве не это цвет пиратского флага? — спокойствие возвращалось к ней.
— Да. Но красный флаг поднимают перед боем, показывая, что будут драться до смерти.
— А разве после всего, что случилось, наша жизнь — не бой?
— Хватит, Роксана, идем с нами, — Виктору очень не нравился этот разговор. — Ты наказана. Будешь нам помогать на кухне.
Роксана, опустив глаза, пошла с родителями, поэтому не видела, что Макс отвязал ее платок. Не место ему там сейчас, все же до боя, возможно, и далеко…
Светловолосая нагнала девочку, когда та спускалась по трапу.
— Меня Ритой зовут, — улыбнулась она. — Мы с Михаилом будем ждать тебя.
Роксана благодарно улыбнулась, но отец толкнул ее, чтобы шла скорее.
— Долго будешь ждать, Рита, — пообещал Виктор.
Когда уже смерклось, Хедин приблизился к Эсмин, наблюдающей, как ярко-розовое небо напитывается красок ночи. Женщина была настолько очарована этим зрелищем, что не сразу заметила присутствие парня.
Хедин схватил ее за руку, сорвал ткань, которой она замотала ладонь. Даже в сумерках можно было разглядеть жуткие шрамы.
— А-а, от пыток колдовством, — женщина попробовала высвободиться, но Хедин не отпускал. — Рассказать тебе о каждом часе твоего плена?
— Оставь ее! — рука Олега лежала на рукояти оружия.
— А я ее не обижал. Это же правда, разве нет?
Но Олег его словно не слышал.
— Лучше отойди, — предупредил мужчина.
— А если нет? Что мне сделает трус, предавший министра?
Олег выхватил короткий меч, но и глаза Хедина полыхнули чарами. Лезвие остановилось возле шеи молодого колдуна, а пальцы Хедина — направленными в сердце Олега. Оба успеют.
— Что здесь происходит? — вместе с Ярошем прибежали Ричард и Айлан.
— Кажется, твои драчуны едва не поубивали друг друга, — Ричард видел, как гаснет заклятье в серых глазах кудрявого парня.
Олег с неохотой опустил меч.
— Он оскорбил мою жену, — в голосе Олега поднимались волны ненависти.
— А пусть она расскажет, как живой вышла из Имперского подземелья, — Хедин с презрением обвел их взглядом. — Это не та тюрьма в Элигере, откуда вытащили тебя, Ярош.
— Эсмин? — Ярош смотрел только на женщину.
Не поднимая взгляд, Эсмин ответила:
— Я была танцовщицей, радовалась жизни, пока не стала добычей завоевателей. Так я из Бар-Тираны попала в столицу Империи. Я не хотела подчиняться, ибо мои танцы не для имперских прислужников. За это меня бросили в подземелье. Он прав, это шрамы от чар, — она погрустнела, вспоминая минувшее, но пока выдерживала тяжесть воспоминаний. — Олег влюбился в меня с первого взгляда. Он замолвил за меня слово перед министром Феофаном, — Эсмин посмотрела на своего мужа, все еще пылающего ненавистью, и на Хедина, с уважением кивнувшего ей. — Чародей не оскорбил меня. Но пусть эта тайна будет моей.
— У каждого на этом корабле есть тайны, — Ярош говорил это больше не для Эсмин, а для Хедина. — Не нужно открывать их насильно.