Удивительное создание истекало не кровью, а водой, живой и соленой, оплывало лицо, а кожа становилась прозрачной.
— Катерина… — Мать с мольбой протягивала сложенные руки, с которых капала вода.
Катерина подставила руки под этот источник жизни, и через несколько секунд человеческие ладони наполнились сияющей водой.
— Напои ее, — попросила Мать, и сама, не в силах стоять, опустилась на палубу.
Мариан пила из рук Катерины, но живая вода все равно оставалась на коже человека, даря и ей новую жизнь.
— Что там происходит? — Ярош порывался идти к сияющему кругу, который только что увидел, но Бенедикт взял его за плечо, останавливая.
— Там творится чудо, не мешай, капитан.
Пиратка легла, утомленная жизнью, наполнившей ее.
— Слушай, Мариан, — тихо обратилась к ней Мать, через ее юбку уже просвечивались доски, мокрые от воды, заволновалось море, качнув корабль. — Я вернула тебе жизнь, но счастье ты вернешь себе сама, поделившись жизнью с тем, кого захочешь поцеловать. Ты поцелуешь его, когда сойдешь на берег, обещаю. А теперь спи.
Глаза Мариан закрылись, она заснула живым сном.
Ярош высвободился.
— Нет, что-то не так, — он пошел к кругу, и, приблизившись, застыл, не в силах переступить сияющую линию.
— Переведи его, сестра, — попросила Мать, и Марен завела Яроша в круг, обняв, у нее снова были крылья, в которых мерцали звезды.
Пират присел рядом с Матерью, не пугаясь, что сейчас она сама похожа на привидение.
— Ярош, я ухожу. Мы больше не увидимся. Благодарю, что не оставил меня на улице раненную людским горем и безразличием, не ведая, что тебе будет за поступок, — ее голос звучал все тише. — Но, уходя, я умоляю тебя, капитан, освободи Ричарда. Негоже моим детям мучить друг друга.
Ярош смиренно опустил глаза.
— Я сделаю, как ты скажешь, даю слово.
— Благодарю, капитан, — слабо улыбнулась Мать.
Волна неожиданно ударила корабль, затопив палубу. Марен накрыла Мариан крылом, но вода смыла сияющий круг и намочила одежду пиратов. Когда вода стекла, Матери уже не было — Море забрало ее, как и обещало, ибо, где родилась жизнь, туда она и должна возвратиться.
Гунтер помог подняться Катерине. Бенедикт склонился над спящей.
— Кто она, Ярош?
Капитан посмотрел на молодую красивую темноволосую женщину.
— Мариан, славный пиратский капитан и мой боевой товарищ, — но в его голосе не было никаких чувств. — Передайте мой приказ, чтобы освободили графа, только ничего ему не говорите. Пусть помучается, стараясь понять, кому обязан спасением.
Ярош поднялся, подошел к фальшборту. Море успокоилось, будто только что и не одарило их ледяной волной.
— Для чего же ты сзываешь своих капитанов? Зачем собираешь нас по всему миру? Не ради сокровищ Призрачных островов… Тогда зачем?..
Во взгляде пиратского капитана был вызов. Вызов самому Морю. Но темные волны не отвечали ему сегодня, как и его компас. Мир онемел в ожидании того, что вскоре должно произойти.
Глава 16
Чары колдовского тумана
Известие о Мариан и уходе Матери разлетелось по кораблю еще до рассвета. Возле спящей постоянно находились Иза, Ирина или Эсмин. Заболела Катерина, ее бросало в жар, она бредила. Но к женщине с пепельными косами друзья приходили чаще: Катерина успела прийтись по душе многим, а призрак пугал людей, и даже живая черноволосая красавица была чужой.
— Она выздоровеет? — спросил Ярош у Зорин, сидящей возле бесчувственной Катерины.
— Выздоровеет, она сильная, — Зорин погладила Катерину по спутанным волосам, положила ладонь на лоб. — Жар спал. Это не лихорадка, это печаль о той, что ушла, чувство, которое она не смогла сразу преодолеть. Но Катерина выздоровеет.
Когда Ярош вышел на палубу, его позвала Феникс. Ее глаза были напуганные, а сама она нервная и растерянная.
— Ярош, — Феникс в порыве схватила капитана за руку, словно боялась потерять. — Я вижу, как ты говоришь с Морем, споришь с ним. Почему? Что ты он него хочешь? Море обижается на тебя, я вижу по волнам. Я боюсь за тебя, Ярош!
— Море, — нехотя ответил пират, забирая у нее руку. — Я спрашивал у Моря, почему оно не предупредило нас, что призрак — это Мариан, зачем умолчало о ней.
— А что Море? — пролепетала Феникс, которой и в мысли не приходило, что с темной безграничностью можно разговаривать так высокомерно.