— Не люблю, когда ты приходишь без приглашения, — пробурчал Феофан. — Я выполнил приказ Императора. Странно, но оказалось, что в Элигере действительно живет слишком много тех, над кем у нас нет власти. Будто что‑то влекло их к этому берегу на протяжении многих лет… Они бы поддержали бунт, если бы мы не вмешались. Но теперь те, кто сопротивлялся, — мертвы, других казнят в ближайшие дни, а некоторых я заберу с собой в столицу, где их будут публично судить.
Химера, внимательно слушавшая министра, слезла со стола, уронив перо.
— Ты выполнил приказ не полностью. Отдай мне компас и карту.
Феофан, сощурившись, пристально посмотрел на гостя.
— Карта? Это тряпка без рисунка. А компас сломан — стрелка не движется. Зачем они тебе?
Оба молчали, но даже ветер знал, насколько советник Императора и министр не доверяют друг другу.
— Если прошу, значит нужно. Отдай их, Феофан, и очень долго меня не увидишь, — под убранством из перьев прятались длинные острые когти, но и за поясом министра был пистолет.
— Это моя добыча, — отрезал Феофан. — Если ты просишь, то эти вещи очень ценные и должны принадлежать Империи. Разговор окончен.
Надменные взгляды скрестились, осветившись завистью, презрением и ненавистью.
— Забываешься, Феофан. Ты не так давно стал министром. Если ошибешься или еще кого‑нибудь пожалеешь, разделишь судьбу заговорщиков.
Химера вылетела в окно, зацепив цветы, стоящие на подоконнике. Ваза упала, расплескавшись волной осколков.
«Если ошибешься или еще кого‑нибудь пожалеешь…» — Феофан криво усмехнулся, он слишком хорошо понимал, кто ответственен за происходящее в Элигере, хотя советник Императора и это обернет в свою пользу.
Феофан положил компас и карту в тайник за картиной с изображением бушующего моря.
Министр не видел, что один из имперских прислужников, его помощник Олег, подслушал весь разговор.
Кованая решетка закрылась за Ярошем, даже не заскрипев. Эхо проклятий замучили еще в подземельях имперской столицы, но не страх…
Ярош зло ударил кулаком по решетке. Так попасться… Все было напрасно: и карта с сокровищами, и сбор новой команды, и давние, пришедшие к нему… Враги наверняка уже созывают Суд Империи. Нет сомнения, какое решение он вынесет. И ядом здесь не отделаешься… Неужели ему суждено вернуться за красные стены императорского дворца и умереть там?.. Уж лучше уйти на дно вместе со своим кораблем…
Сокол глубоко вдохнул, чтобы контролировать свои чувства: хватит ныть, никто не заставлял его идти в этот город. Хотя странно, что он совсем не почувствовал опасность, и блеклость окружающего мира не настораживала, будто весь город превратился в ловушку для до сих пор верных Морю и его безграничной свободе. Это бы объяснило такое количество имперцев на улицах Элигерского порта. Если предположение правильное, то самая лучшая компания должна собраться не в графском особняке, а именно здесь, в тюрьме.
Опираясь на решетку, Ярош посмотрел на соседей.
В камере напротив синеглазая брюнетка рисовала на грязном полу волны, наверное, представляя себя на морском берегу.
— Синее море, как днем, зеленое море, когда солнце всходит… — напевала Ирина.
— Замолчи! — гаркнул на нее стражник, стоящий неподалеку.
Ирина перепугано забилась в угол.
— Не трогай женщину! — вмешался Ярош. — За что она здесь?
— Слишком много о море болтает, — огрызнулся стражник. — Ты здесь ненадолго, пират.
Стражник ушел в другой конец коридора, где его друзья играли в карты.
— Эй, — Ярош присел, чтобы его глаза и глаза заключенной оказались на одном уровне. — Ты море рисуешь? Какое оно?
— Спокойное, — несмело ответила Ирина, и ее глаза осветились настоящим морем.
По улице шел молодой темноволосый мужчина, его звали Михаилом. Он был счастлив и радовался, что решился переехать на Элигерское побережье: здесь его никто не контролировал, не заставлял выполнять задания, он никому не был должен, все родственники и те, кто называли себя его друзьями, а на деле могли только пьянствовать и сплетничать о чужих женах, остались далеко — далеко… А он так больше тратить попусту жизнь не мог, потому и переехал в чужой город, чтобы отбросить все, накопившееся за прожитые годы. Михаил был свободным сейчас: виделось будущее, легко дышалось, вот только черный щенок приблудился, признав в нем нового хозяина.
— Где ты была, я тебя спрашиваю?! — донеслось из открытого окна. — Вернись, маленькая дрянь!
Из дома, размазывая слезы по грязному личику, выбежала светло — русая девочка лет четырнадцати.
— Рита, вернись! Вернись, тебе говорю!
Девочка, ослепленная слезами, споткнулась, упала и разбила колено. От обиды на несправедливый мир она разревелась еще сильнее.
Щенок подбежал к ней, лизнул в щеку. Все еще всхлипывая, Рита погладила его. Обратила внимание и на разбитое колено.
— Больно? — спросил Михаил, подув на рану. — А так? Меньше?
Он ничего не сделал, но нужно, чтобы ребенок поверил, так и его мама делала, когда он приходил домой заплаканный. Девочка прислушалась к ощущениям.
— Меньше… — обрадовалась она. — Я — Рита. А ты кто?
— Михаил.
Из окна вылетел обрывок ругани.
— Твои родители?
Рита кивнула.
— Они напьются и дерутся, а мне от обоих достается. Можно, я к ним не вернусь? Можно, Михаил?
— Конечно, можно, — позволил мужчина, помогая ей подняться.
— А это твой щенок? — Рита успокоилась, словно его разрешение действительно для нее много значило. — Как зовут?
— Кажется, мой, — почесал затылок Михаил. — А я его еще и не назвал, если честно.
По улице шел почтальон — синяя форма, кожаная сумка со звездами… Рядом с ним красивая темноволосая женщина в простой одежде, которая ей явно не к лицу. На перекрестке они попрощались, и мужчина низко поклонился женщине, а она коснулась его плеча, словно прикосновением благословляла.
Но казалось, только Михаил и Рита видят этих двоих. Почтальон задумчиво посмотрел вслед темноволосой женщине, а тогда направился к соседнему дому.
Привели еще одного задержанного. Заперли в соседней камере. Помятое черное оперение ангела было грязным, на некоторых перьях запеклась кровь. Ирина подняла на него взгляд, улыбка разлилась по ее лицу.
— Светлое, зеленое, как на рассвете, — заверила она, глядя на ангела. — Море…
И словно изменилась после этих слов, куда и делся ее испуг.
— В Элигере устроили охоту? — хмыкнул Ярош. — И сколько ж золота отсыплет министр тем, кто поймал крылатого?
Сокол не видел глаз ангела, но глубины его сердца и непокорная воля отражались во взгляде Ирины: это дар — видеть глубины чужих сердец, и, как всякие подарки Моря, в землях Империи он под запретом.
— Не меньше, чем за голову пиратского капитана, — откликнулся новый узник. — Многих сегодня заманят и поймают. Вот увидишь…
— Молчать! — прикрикнул стражник.
Михаил видел, как почтальон постучал в дверь старого покошенного дома. Но открыла не толстая, склоненная жизнью горожанка, а стройная черноволосая красавица. В темных глазах жили всплески огня. Невероятно, как она с такой красотой попала в бедный квартал.
— Вам письмо, — сказал Айлан, входя за ней в дом. — Вы Феникс?
Женщина обернулась, длинные черные прямые волосы взметнулись, как крылья, едва укрыв ее нежные соблазнительные плечи, не скрытые строгим багрово — черным платьем до пола.
— Что вам нужно? — было видно, что вопрос ее испугал.
— Вам письмо от Яроша Сокола, — почтальон протягивал синий конверт.
Женщина взяла конверт из руки Айлана, но не спешила сломать печать. Темные глаза вспыхнули недоверием и погасли от страха: она тоже чувствовала тенета ловушки, сплетенной невидимым пауком, который заплел серостью весь город.
— Ярош не пишет писем… — но лгать проникновенным глазам незнакомца она не осмелилась, сказав это, не могла не объяснить: — Не пишет после того, как одно его письмо перехватили… В городе с глазами зверя…