— Карты лгут пиратам, только иногда говорят правду. Как сейчас, так?
— Именно так, — Ярош, не отрываясь, смотрел в глубокие, как море, зеленые глаза. — Как тебя зовут?
— Итана, — женщина растерялась. — Зачем пирату имя гадалки?
— Чародейки, не гадалки, — рассмеялся Ярош. — Хочешь добыть сокровища со мной вместе, Итана?
— А у карт спросить позволишь? — она собрала пасьянс в колоду.
— А они не соврут?
— Мне — нет.
— Тогда они и скажут, где найти мой корабль, — Ярош оставил Итану наедине с картами.
Возле порога дома гадалки лежало тусклое белое перо. Пират поднял его, но не удержал: перо было холоднее осколка льда, холоднее снегов, которыми зимы засыпают землю. Только уже в течение многих лет не приходили на побережье Элигера безжалостные властительницы севера.
Ярош бросил перо в лужу, и оно поплыло по воде призрачным кораблем.
Стоило напиться после всего этого. Чтоб хотя бы отогреться…
Что капитан и сделал.
В таверне было почти пусто: три стола заняты, за одним двое выпивох уснули, ведь ночь клонилась к рассвету. Поэтому никто не обратил внимания на высокую женскую фигуру, прячущую крылья под черным плащом. Или это плащ был крыльями?.. Женщина подсела к столу Яроша, сняла капюшон, открыв короткие темные волосы.
— Может, хватит пьянствовать, Сокол? — весело спросила она.
— Не твое дело! — огрызнулся пират.
Но, сколько бы он ни выпил, капитан узнал незваную гостью, еще одну из давнего народа, — уходя, ночь назвала последнее Имя.
— Твоей любимой карты не было в колоде. Почему, Марен?
— Потому что я ее вытащила. Наш путь общий, пиратский капитан, — Марен отобрала у Яроша кружку, провела над ней бледной рукой. — Я знаю, какую карту сокровищ ты получил сегодня от моей названой сестры. Я могу указать тебе курс.
— Мой компас укажет мне курс, — пират смотрел на кружку, из которой исчезал желанный ром.
— Тогда я помогу тебе набрать команду. Только больше ты не будешь пить, — давняя ехидно усмехнулась. — Пока не найдешь сокровища.
— С какой это радости я должен соглашаться? — хмель слетел с него, исчезнув словно ром. — Я сам соберу людей, способных стать отчаянными пиратами!
— Знаю. И ты уже нашел нескольких. Но взгляни сюда, — она толкнула к пиратскому капитану кружку, неожиданно до краев наполнившуюся прозрачной водой.
Ярош не мог не смотреть. Но о том, что он там увидел, никто не узнает. Обещание или пророчество черной карты, будущее, которое могло таким и не быть, изменили его решение.
— Я согласен, Марен. И кого ты предлагаешь взять в нашу команду?
За окном таверны всходило солнце.
Глава 2. Казнь на рассвете
— Кого я предлагаю? — Марен осматривала зал таверны, поморщившись, когда солнечный луч упал на край ее плаща. — Ее, к примеру…
Ярош проследил за взглядом нечеловечески глубоких глаз. Низенькая девушка собирала грязную посуду. Черные волосы красавицы спрятаны под платком, только одна прядь выбилась, как змея, извиваясь по щеке.
— Ее? — недоверчиво переспросил пират, присматриваясь к девушке внимательнее. — Хотя она больше похожа на королеву, чем на служанку. Но что‑то темное в ней есть…
— Не больше, чем во мне. Позови девушку.
— Эй! Принеси‑ка нам… — Ярош искоса глянул на улыбающуюся Марен. — Воды. Холодной.
Девушка покраснела и скрылась за стойкой.
— В тебя влюбились, — заметила собеседница.
— Не думаю. Если влюбилась, то в свободу. Много ли она видела в этом городке?
— У нее есть жених.
— Тогда уверен, что немного, а увидит и того меньше.
Вскоре девушка появилась с кувшином, наполненным родниковой водой. Разлила по чистым кружкам.
Ярош выпил до дна, хотя от холода сводило зубы. Марен лишь надпила.
— Что‑нибудь еще, господин? — несмело спросила служанка.
— А если у меня больше нет денег? — вопросом на вопрос ответил он.
Девушка понурилась, но уходить не собиралась.
— Почему не уходишь?
Щеки девушки снова окрасились румянцем, она хотела что‑то сказать, но дыханье перехватило.
— Поворожить тебе? — Марен улыбалась черноволосой красавице, в ее кружке уже не отражался потолок, уступив место звездам.
— Так же, как мне? Не надо! — быстро вмешался Ярош, закрыв ладонью воду: под тенью звезды растаяли.
— Ворожить грех… — голос вернулся к девушке, изумленно глядящей на странных посетителей.
Марен искоса посмотрела на пирата и тихо промолвила:
— А я и без ворожбы тебе скажу, — взгляд темных глаз остановился на девушке. — Точнее, спрошу: ты отца любишь?
— При чем тут ее отец? — удивился Ярош, заметив, как побледнела девушка.
— Ее отец колдун. Так любишь, Тайра?
— Нет, — прошептала Тайра, у нее голова закружилась, и девушка невольно села на колени к пирату.
— А жениха своего любишь?
— Н — н-не знаю… Н — н-не люблю, — Тайра порывалась встать, но не могла, темные глаза давней лишали ее воли сбежать.
— А море любишь?
— Море… люблю.
— И придешь к морю?
— Да.
Темный взгляд погас, чары развеялись. Тайра вскочила, но по — прежнему не собиралась убегать. Пират и Марен едва не расхохотались, видя ее испуг, борющийся со смелым желанием.
— А если я не приду?
— После свадьбы твой муж захочет забрать тебя подальше от отца, а тот не позволит, и из‑за этого наложит на зятя проклятье, отбирающее здоровье и счастье. Но ты же не любишь их обоих, правда?
— Не люблю, — она погрустнела, пряча за печалью радость.
— Вот и хорошо, — Марен наклонилась и подняла с пола какую‑то металлическую коробочку. — Ты обронила. Снова твой отец колдовать надумал. Глянь, капитан, не представляешь, сколько бед принесет она тому, кто ее присвоит.
— Капитан?! — восхищенно воскликнула девушка.
— А что, не похож, красавица? — он ухмыльнулся.
— Вы пиратский капитан, — Тайра уже даже не удивлялась. — А на вашем корабле есть женщины? Женщины на корабле не к добру…
— Есть женщины. Женщины тоже капитанами бывают. Я не с одной такой знаком.
— Потом поговорите. Пойдем, Ярош. Тут нам больше нечего делать.
Марен бросила железную коробочку в кружку на столе. Хлюпнув, коробочка утонула. Когда дочь колдуна будет мыть посуду, она найдет вместо заколдованной вещи золотую монету с изображением Восточной бухты.
Городок просыпался. На улицах еще не было людно, но на площади собралась толпа. Казнь обычно назначают до рассвета, только сегодня палачи почему‑то задержались.
Судили четверых. Глаза парня потускнели от боли, он был ранен. Рядом с ним на коленях стоял по пояс раздетый немолодой русоволосый мужчина; на его спине изгибалось ветвями вытатуированное дерево. И две коротко стриженые женщины, похожие между собой. Руки обеих связаны, а одежда почти одинаковая — черная, кожаная. Взгляды сестер опустошило отчаяние.
Судил преступников темно — русый мужчина, одетый как министр. Только откуда взяться настолько важному человеку в маленьком городке? Но этот высокий мужчина, которому лишь немного за сорок, действительно был имперским министром, звали его Феофаном. Обвинения в запрещенных чарах падали в тишине.
Феофан размеренным шагом шел на скорую руку сколоченным помостом, останавливаясь перед каждым осужденным, будто отпуская им грехи колдовских умений. Синяя мантия не придавала ему облик властного министра, сейчас он больше походил на священника. И только многолучевая рубиновая звезда на золотой цепочке выказывала, какой властью он в действительности наделен.
Ярош не хотел смотреть на казнь осужденных: заклятая птица с янтарными глазами пророчила ему судьбу, не лучшую, чем у этих несчастных. Взгляд пирата плыл над толпой растерянных людей и остановился на бледной Итане. Увидев капитана, она отвернулась, пряча слезы. Светло — русые волосы гадалки спутались, веки все еще ярких зеленых глаз опухли, ведь остаток ночи она горько проплакала.