— Ах ты, плюгавая падаль! — взвился Меченый, готовый выхватить оружие.
— Ребята, может, полюбовно решим вопрос? — попробовал помирить их Серж.
— Полюбовно, — зловеще улыбнулся Меченый, взглядом обещая, что франту не дожить до утра.
— Только если этот щеголь нас обыграет, — Козырь достал колоду карт.
Но предложение сыграть не обидело аристократа.
— Так бы сразу, — с радостью улыбнулся Жан — Поль. — Кто сдает?
Стоящий на мостике Ярош знаком подозвал к себе Гунтера. Парень поднялся к нему, будто взлетел, радость освобождения действительно окрыляла его.
— Расскажи о тех, кого мы забрали с Тортуги, — приказал капитан.
Гунтер оглядывал людей на палубе.
— Анна — Лусия первой попала на остров. Она была ранена, ее привезла пиратская шхуна, но, передав в руки лекаря, сразу покинула порт. Говорили, что ее отравили. Анна — Лусия много раз пыталась уехать, но капитаны кораблей, заходящих в гавань, отказывались ее брать, — взгляд Гунтера остановился на Софии, до сих пор смотревшей на море, несмело говорившей с ним. — София приплыла на лодке, и тоже скоро пожалела, что стремилась оказаться на этом острове.
Я видел, как они с Анной — Лусией напивались, вспоминая былое, но потом поссорились и перестали здороваться. Их обеих боялись, но любили, словно живое прошлое, которое никогда не вернуть, — юный чародей глянул на Жан — Поля, только что выигравшего у товарищей Ричарда, он, не раздумывая, предложил новую партию. — Жан — Поль попал сюда как заложник.
Сначала ему было не сладко, но, в конце концов, когда стало понятно, что пираты за ним не вернутся, он приспособился к здешним обычаям, но остался высокомерным, как павлин. Его не любили, хотя и не трогали, ведь он хорошо дерется и не знает милосердия.
— А по нему не скажешь, — Ярош тоже смотрел, как Жан — Полю снова улыбается удача, но капитан знал, что в последний раз, теперь, как всегда, начнут выигрывать Меченый с Козырем.
— Мальчик и священник с одного корабля. Каким ветром их занесло на Тортугу, я не знаю. Судно было пассажирским, но их не трогали, капитану даже удались уговорить кое — кого помочь отремонтировать корабль: судно побило штормом. Но на третий день, когда настало утро, случилось ужасное.
Чем выше поднималось солнце, чем больше света падало на корабль, тем быстрее ускорялось для него время. Мы видели, как время ест обшивку, оголяя каркас, как истончается ткань парусов, рассыпаясь прахом, а сам корабль уходит под воду. Секунды превратились в годы, но никто не мог ничего поделать. Капитан прыгнул в воду, и водоворот времени закрутил его тоже. Через несколько минут мужчина превратился в сгорбленного болезнями старца. Тот корабль стал последним, зашедшим в гавань.
Не все пассажиры смирились с заточением на пиратском острове. Кто‑то сберег себя, как Бенедикт, многие спились. Тетка Димона, что везла мальчика к родителям, умерла от старости, ребенка приняли в одном из домов, занятом оставшимися без корабля. Большинство попробовало покинуть остров, они выходили в открытое море на лодках, но, как только появлялось солнце, обращались в прах, а море возвращало лодки к берегу. Так мы и узнали о ловушке. Но, узнав, решили о ней забыть, наслаждаясь призрачной жизнью.
Гунтер замолчал, Ярош понимал юного чародея. Пират и сам когда‑то жил призрачной жизнью, хотя не из‑за ловушки, а по собственной воле.
Море ласково поблескивало в утреннем солнечном свете, обещая хорошую погоду.
Сказитель знал столько историй, смешных, веселых, интересных, что Сашка уже не представлял, как они могли путешествовать без него. А рассказы не заканчивались, лечили душу от серости городов и жестокости Империи, и все чаще в маленьких городках и селениях, через которые они проходили, дети бежали за путниками, прося рассказать еще одну сказку.
Так друзья платили за еду и крышу над головой: сказками, собирая возле себя все больше народа. Вейн и Эмиль хмурились, предупреждая, что об этом могут прознать стражники Империи, но пока беда обходила их стороной. А когда на руку Жака села птица с синим, как летнее небо, оперением, беспокойство совсем оставило друзей.
День клонился к вечеру, в доме, где их великодушно приняли, зажигали огни. Поужинав, друзья расположились полукругом вместе с немолодыми хозяевами и их тремя маленькими детьми. Луиза шепотом предположила, что, наверное, старшие дети ушли из селения или умерли, но спрашивать об этом было неуместно.
Настало время для рассказа, сказитель задумался, выбирая, о чем сегодня услышит вечер. Только ничего не шло ему на ум.
— А вы играть умеете? — осторожно спросила хозяйка.
— Конечно, умею. А у тебя есть, на чем? — глаза сказителя то ли улыбались, то ли в них отражался свет взгляда немолодой, еще красивой женщины.
— Я сейчас принесу, — хозяйка ушла вглубь дома, и быстро вернулась с музыкальным инструментом, похожим на кобзу.
Старое дерево уже подчинилось власти времени, краска слезла, но, когда сказитель коснулся струн, инструмент зазвучал на удивление чисто.
— Что вам сыграть? — спросил сказитель, перебирая струны, пробуя звук инструмента на прикосновение.
— Что‑нибудь старинное, чего уже не поют, — попросила женщина.
— Старинное…
Сказитель закрыл глаза, будто и сам тяжело вспоминал забытое. Тихие звуки становились мелодией, очаровывающей, ведущей в прошлое, превратившееся в сказки. Огромные волны накатывались на берег, забирая с собой деревья и дома, ночь накрывала мир крыльями, и лунный всадник летел с гребня волны на гребень. И тогда поднималось солнце, золотое и тусклое, затопляя мир не светом, а серостью. Сходились в бою два войска, и белокурый юноша держал в руке гаснущее звездное ожерелье. На скалах стояла принцесса Кора, ждала любимого Яну, отплывшего за море, и чайка плакала, кружа над ней, как печаль. А Януш, брат — близнец Яну, судил пленных врагов. За его троном, пряча лицо, стоял советник в черном убранстве.
Древняя сказка, что и не сказка совсем, а забытая правда, когда Дух Империи еще не смотрел на мир глазами своих солдат и стражей, выпивая их души. Что осталось от тех волшебных историй? Изображение принцессы Коры стало визиткой сети салонов красоты, а «Яну и Янушем» назвалась группа певцов, за которых музыку писали машины, создавая не человеческие электронные голоса, ведь в действительности ребята не умели ни играть, ни петь. Какими далекими казались эти воспоминания о прошлой жизни в столице, какими тусклыми и ненастоящими…
По сельской улице шел мужчина, обычный, без цели и мечты, просто шел, куда глаза глядят. Боялся, что кто‑то остановит, спросив, куда держит путь, а он не сможет ответить, потому что ему безразлично, куда идти. Когда‑то он мечтал увидеть мир, пройти его от края до края. Но зачем путешествовать, если не с кем разделить тяготы пути или радость увиденного в дороге либо открытого в себе?..
Из окон дома лился теплый золотистый свет. Заглянуть?..
В углу на составленных полукругом лавках сидели люди, одетые не так, как местные одеваются, а вокруг, на полу — дети и взрослые, привороженные голосом старшего, что наигрывает, перебирая струны. Но слова не долетали до сознания путника, будто не могли пробиться сквозь стену непонимания, возведенную, чтобы защититься от мира и одиночества.
Сказка кончилась, певец отложил инструмент, но слушатели не хлопали в ладоши — слишком глубоко затронула песня их сердца. Сказитель склонил голову, благодаря за внимание. Величие, древнее и свободолюбивое, проснулось в этом жесте, как ритуал из прошлого, до сих пор не утративший могущества.
Мужчина хотел постучать, но пальцы не коснулись стекла. Что он им скажет? Как объяснит, что, посмотрев на них, нашел цель своей жизни? Что мечтает так петь, чтобы и его слушали, затаив дыхание?
Все, что было до этого вечера, стало несущественным, забылось, как наваждение, как причудливый сон. Мужчина посмотрел на темное небо, с которого сорвалась звезда: если смелый — загадай желание.
И мужчина шепотом признался звезде, о чем мечтает, и звезда откликнулась, указав путь. Путь к Морю, что расскажет ему древние, почти утраченные сказки, которые он будет пересказывать людям.