«Если не убили за первые двадцать секунд, то Айлан успел нас хорошо научить», — подумалось Рите, когда она отбила удар вражеской сабли почти возле самого сердца.
Берн выстрелил в канат, держащий черный парус, и попал. С трудом зажав рану, из которой лилась кровь — чужое лезвие перебило ему вену. Берн осел на палубу.
А парус падал черной тучей, накрывая раненную Мариан, Роксану и Химеру. Девочка бросилась на палубу, а советника Императора парус ударил по спине, сбивая с ног.
Ярош добрался до капитанского мостика, сбросив человека, ставшего перед ним на ступенях. Феофан попятился от покрытого кровью пирата, направив на него меч. Но страх был сильнее желания убивать собственными руками.
Сокол первым ударом выбил оружие из слабых от страха рук врага и, схватив его, приставил лезвие сабли к горлу. Одно движение — и голова министра покатится.
— Прикажи сложить оружие, Феофан! — прошептал пиратский капитан. — Для тебя все кончено, министр.
— Сложить оружие! Это приказ! — испуганно крикнул министр.
— Не слушайте его! Смерть пиратам! — советник Императора выбрался из‑под черного паруса.
Ярош сильнее сжал раненное предплечье Феофана. Тот закусил губу, чтобы не вскрикнуть.
— Сложить оружие! — крикнул Ярош. — Я убью министра!
Солдаты нехотя опускали оружие на доски палуб обоих кораблей. Советник Императора взлетел к небу, в котором растворялись полупрозрачные тучи, открывая солнце и синеву.
Бенедикт выстрелил, но попал не в белую тень, а в светло — серый имперский флаг. Причудливой птицей флаг спланировал на воду.
Глава 18. Приговоренные к смерти
Пленных имперских солдат и Феофана перевели на «Диаманту», где Ярош передал их Юрану. Принц связал министру руки, но сначала сорвал с Феофана рубиновый знак власти и бросил звезду в море.
Хотя Юран был ранен, но оставался властным. Феофан опустил взгляд, он не мог сейчас невозмутимо смотреть врагу в лицо.
Роксана вылезла из‑под паруса, позвала жестом Анну — Лусию. Пиратка подбежала к раненной Мариан. Над кораблем развевался красный флаг — не кусок ткани, которым повязывала голову девочка, а настоящее живое пламя, будто просвечивающее сквозь полотнище.
Гунтер пришел в себя. Возле него сидел Хедин, как подле брата, которого у него никогда не было.
— Что же ты так, друг? Родился на Тортуге, а драться не научился? — тихо спросил кудрявый парень.
Гунтер слабо улыбнулся.
— Презирал я их всех. Зря… Попрощаемся, друг? — его голос был почти неслышен.
Лаура остановилась возле них, не в силах идти дальше, понимая, что им для прощания не нужны свидетели.
— Нет, — рьяно возразил Хедин, вставая. — Нет, держись!
Он огляделся в поисках кого‑то.
Ян Сорель, Константин, Алексей, Серж, Иза и женщина, которую подобрали в море, прятались в трюме, забравшись на кучу рухляди, чтобы не мочить ноги в темной воде. Серж прислушался.
— Слышите?
— Что? — не понял Константин.
— Тихо, — откликнулся Ян Сорель. — Неужели все закончилось?
— А кто победил? — задрожала Иза в объятьях Сержа.
— Выйдем? — но Сержу никто не ответил, не отваживаясь взять на себя такую ответственность.
Родители Роксаны вышли из каюты, сразу за ними на воздух выскользнула Ласточка, мгновенно оказавшись возле Итаны, от боли потерявшей сознание.
— Юрий! — позвал мальчика Хедин.
Юрий оглянулся, несколько шагов не дойдя до Роксаны, стоящей на коленях подле Мариан, с которой они вместе с Анной — Лусией и Марен стянули парус.
— Юрий… — задохнулся от неуверенности Хедин. — Ваши огоньки. Я слышал, что они лечат даже смертельные раны. Зажги огонек, Юрий!
Роксана поднялась, заинтересованно слушая их. На ладони Юрия рождалось пламя, но необычное, ярко — изумрудное, как сочная трава.
— Я никогда его таким не видел, — удивился мальчик.
— Пойдем со мной! — Хедин потянул его за собой.
А Роксана уже бежала к Ласточке, прося и ее позвать свой огонь. Пламя Ласточки стало такого же необычайного насыщенного зеленого цвета.
Рана Итаны исчезала на глазах, гадалка со стоном пошевелилась. Тайра обняла подругу, помогая сесть.
Дым сам увидел, что делает девочка, только его пламя почему‑то получилось маленьким и немного тусклым, словно мальчику было жаль им делиться. Но именно под его светом затягивались глубокие порезы от когтей Химеры на груди Мариан.
Ярош смотрел на обезоруженных врагов: глаза пусты, в них не было даже страха или ненависти. Кто‑то еще молод, кто‑то разменял четвертый десяток. Один совсем юный, еще подросток, у другого взгляд как у верного пса, преданность которому привили с детства. Не жаль его…
Солдаты перевязали рану Асаны Санарин рукавом от ее капитанской одежды, с другого еще не сошли темные следы заклятья Айлана. Одна из лучших выпускниц Имперской Звездной школы с ненавистью и усмешкой наблюдала за пиратским капитаном.
Ярош повернулся к команде, прося совета. В этот раз у него почему‑то не было решимости отдать приказ самому.
Герда и Ричард стояли рядом, они еще не вложили оружие в ножны. Анна — Лусия застыла справа от Жан — Поля. Макс, Владимир, Дэниэл и Олег держались вместе. Меченый и Козырь охраняли министра. С помощью Марен и Тайры поднялась гадалка. Бенедикт отвел Юрана к Ласточке и Димону, чей свет лечил Киш и Берна.
Доброта и милосердие… И ни следа жестокости, обычно отражающейся на лицах победителей.
— Ваш корабль утонет, но вы можете сохранить жизнь, — сказал Ярош, поворачиваясь к пленным. — Если вы сядете в лодку и поплывете на север, найдете остров, — он закрыл компас, указавший направление для врагов. — Остров безлюдный. Сил добраться туда вам хватит…
Имперский корабль постепенно набирал через пробоины воду, но казалось, что Море не спешит забрать его, как давно желанный трофей.
Ярош подошел к Анне — Лусие.
— Можешь позвать небольшой дождик, чтобы кровь смыло? — спросил капитан.
— Я звала. Дождь будет. Море обещало.
София стояла на носу корабля, тоже разговаривая с Морем, она распустила длинные шелковистые волосы, похожая сейчас на юную русалочку. София просила попутный ветер.
Дождь начал накрапывать, как только смерклось. Покалеченный корабль потерял скорость и двигался очень медленно, часть парусов была порвана, и лохмотья беспомощно хлопали на ветру.
Хедин вышел на палубу, огляделся. На вахте было двое — Ричард и Харун, но стояли они далеко друг от друга. Чародей подошел к давнему.
— Я искал тебя, Харун…
Хедин провел рукой по фальшборту, кончики пальцев, будто иголочками, кололо болью: кораблю тоже сегодня пришлось не сладко. Харун обернулся к парню, его руки окутывало едва заметное сияние, а отзвуки древнего мелодичного языка давнего народа еще не померкли. Но о чем он мог разговаривать с кораблем в отсутствии на палубе капитана?..
— Иногда помощь нужна не только людям, но и кораблям. Чародейство исцеляет кровавые раны, но если они слишком глубокие, их лечат только сочувствие и понимание, — сияние на ладонях Харуна исчезало.
— Давний народ ничего не делает без собственной на то выгоды, — глядя в глаза давнему, немного высокомерно возразил Хедин. — Ты спас мне жизнь во время боя. Я не привык быть кому‑то благодарным.
Харун весело засмеялся, обратив взгляд к небу, а потом пронзительного взглянул на чародея. Из темных глаз давнего на парня смотрела сама глубина.
— Правильно, Хедин, во время боя ты не привык думать о других. Ты всегда защищал только себя. Это правильно, ведь тогда спасутся и победят больше воинов. Странно было вступиться за кого‑то, правда?
Давний зловеще улыбался. Хедин едва сдержался, чтобы не отступить.
— Ты ничего обо мне не знаешь, Харун…
— Да неужели?.. — давний коснулся ворота его черной рубашки. — Для своего возраста ты многого достиг, Хедин, значительно больше, чем твои сверстники. Так было всегда, и ты тоже к этому привык. За храбрость одаривают оружием, а за победу над врагами — тем, что будет напоминать об их звездах, столкнутых с небесных дорог скоропостижной смертью. Подарок Императора всегда с тобой, его не спрячешь от взглядов давнего народа. Если о нем узнают пиратские капитаны, не жди от них пощады.