Слишком близко к морю, чтобы не пересказывать его воспоминания. А в треске костра слышится шуршание прибоя. Огонь и вода всегда вместе, как воплощение жизни, настоящей, не преданной жизни. Только их голоса услышать нужно…
Глава 20. Сновидения из прошлого
Ночи были погожими, а ветер то стихал, то старался превратиться в ураган, но оставался попутным. Хотя многие до сих пор не верили, что им без потерь удалось победить в кровопролитном бою, страх постепенно уходил, а дети вернулись к своим тренировкам. Теперь взрослые их не ругали, четко осознав, насколько важной оказалась наука обращения с оружием. И только присутствие имперского министра напоминало им о пережитом.
Феофана поселили в одной из малых кают, но в основном он находился на палубе, на свежем воздухе, провожал солнце и встречал его. Рассветы над морем были неповторимы, полные золота, разливающегося по миру, будя его ото сна и возвращая к жизни.
Имперский министр тоже чувствовал, что и ему солнце дарит желание жить. И хотя неподалеку от пленника постоянно находился кто‑то из охраны, к нему все чаще приходило ощущение какой‑то неосознаваемой свободы, такой же древней, как ограниченный лишь горизонтом простор, залитый мягким солнечным светом.
А еще Феофану снова начали сниться сны. Сперва это были обрывки воспоминаний, как встреча посреди цветущего парка с будущей женой. Ветер поднимал бело — розовую метель, кружил вишневые лепестки и бросал их горстями прохожим в волосы. Светловолосая Мария была так прекрасна в белом, расшитом синими цветами и птицами платье…
Или другой сон, где он впервые держит в руке многолучевую рубиновую звезду — наивысший знак власти в Империи. Рубины светятся холодным пламенем и почему‑то не требуют крови. Эти рубины — застывший огонь, и лишь тебе решать, как ты воспользуешься этой властью и на что ее употребишь.
Но почему‑то чаще всего вспоминался сон, пришедший первым. Тот день, когда в большом зале Имперской Звездной школы среди десятков испуганных детей, привезенных со всех уголков их огромной страны, чародей по имени Гайяр выбрал его своим учеником.
…Поздняя осень, за окнами школы лил дождь. Такой темный, что казалось, будто ночь уже настала. Но в комнате было тепло и уютно, в камине горел вызванный к жизни чарами огонь. Красные языки пламени часто окрашивались изумрудными и сиреневыми оттенками.
Мальчик засмотрелся на этот удивительный огонь. Он пока не уставал поражаться увиденному за столь краткое время пребывания в столице.
— Пить хочешь? — одетый в драгоценную, расшитую золотом темно — синюю мантию учитель протягивал ребенку серебряный кубок.
— Благодарю, господин…
Мальчик взял кубок, и только с первым глотком прохладной воды понял, насколько в действительности хочет пить, а еще есть и хоть немного поспать. Им не дали отдохнуть после долгой дороги, лишь позволили смыть с себя грязь и переодели в серую форму. Большинство из тех детей до смерти не сменит цвета своей одежды, ибо их не выбрали для обучения в лучшей школе Империи, и поэтому они будут славить страну своим военным мастерством под командованием лучших или просто более удачливых, чем они.
— Тебе не страшно, — тихо промолвил Гайяр, словно почувствовал и увидел все, о чем только что подумал его новый ученик. — И тебе не жаль тех, кто остался в зале, когда я тебя оттуда забрал.
— Не знаю… — Феофан действительно не знал, безразлична ли ему судьба сверстников, ему же недавно исполнилось только двенадцать лет.
— Если ты будешь вести себя разумно и не слишком высокомерно, а еще будешь хорошо учиться, то сегодняшний день — единственный, когда ты носишь одежду серого цвета. Она достанется другому мальчишке, чья судьба, возможно, будет не так благосклонна и ярка, как твоя. Но если ты пойдешь против традиций этой школы или станешь лениться, тебя выгонят, и возможности покаяться и вернуться у тебя не будет. Нечасто, но так иногда случается с учениками разного возраста. И еще никогда с теми, кого я выбрал. Не разочаруй меня, парень.
Серо — зеленые глаза Гайяра были строги, он не шутил и, вероятно, говорил что‑то подобное не впервые. Этот учитель гордился победами своих учеников не меньше, чем собственными достижениями, поэтому разочаровать его было бы не ошибкой, а чем‑то намного более страшным. Невзирая на свой юный возраст, Феофан это понимал.
— Я буду старательно учиться, — твердо заверил он.
За окном громыхнуло почти сразу после вспышки ветвистой молнии, отсвет которой на мгновение очертил серым светом большой каменный двор школы с фонтаном посередине.
— Ты издалека? — спросил Гайяр, устраиваясь на шкуре, ковриком растянувшейся перед камином.
— Из Гайзера… — мальчик сел на край черно — серой шкуры, от тепла пламени его клонило в сон.
— Не близко, — с уважением кивнул учитель. — Я бывал там, прекрасный край. Ты хочешь домой? К родителям?
Феофан задумался. Да, он плакал, когда его силой забрали от родителей, и всем сердцем хотел домой, пока они ехали сюда в сопровождении имперских солдат. Но теперь… Здесь была совсем иная, непознанная жизнь, и она могла стать и его жизнью тоже.
— Нет, не хочу, — искренне ответил мальчик своему учителю. — Мои родители — рыбаки, и мой дед, и прадед… Чему другому они могут научить меня? А вы можете…
Он запнулся, ведь не знал, что еще ответить на такие вопросы. Гайяр улыбнулся, отблески от пламени в камине мерцали в его глазах.
— Хорошо, если так, — задумчиво сказал имперский учитель. — Мои ученики достигают великой славы в пределах и за пределами Империи. Я выбираю лучших. Ты в этом скоро убедишься. А еще я единственный из учителей этой школы, позволяющий своим ученикам называть себя по имени, ибо Имя — воплощение естества всего живого. Я же буду называть тебя именем, данным тебе родителями, хотя в школе у тебя будет другое Имя, которое озвучат завтра. Позднее ты поймешь, почему это так.
Серо — зеленые глаза Гайяра смеялись. Пройдет не так много времени, когда в руках его нового ученика окажется рубиновая звезда наивысшей власти. А сейчас усталый мальчик просто спал на шкуре возле камина с зачарованным пламенем…
Феофан проснулся на рассвете и вышел на палубу, чтобы встретить солнце.
Но кое‑кто пришел сюда первым. Возле фальшборта стоял Ярош Сокол, задумчиво глядя на море. Кто знает, о чем думал пират, что вспоминал, и какие сновидения приходили к нему в эти спокойные ночи.
С того раза пиратский капитан больше не разговаривал с имперским министром. Феофан чувствовал, что сейчас Ярош искренне ответил бы на его вопросы, и он бы точно узнал, правду ли тогда сказал ему пират, обещая не отдавать страшной смерти, или развлечение закончилось бы сегодня.
И если так, то это мог бы быть его последний рассвет. Но так хотелось еще хоть раз увидеть, как золотая волна утреннего света укрывает море, когда из‑за горизонта появляется солнце…
Феофан не решился подойти к тому, от чьей воли сейчас зависела его жизнь. А Ярош молча стоял, наблюдая, как всходит солнце, будто действительно не замечая, что нынче не один смотрит на золотой мерцающий шар над спокойным морем.
Фея и Ангелочек играли в прятки и догонялки на корабле, когда белоперое создание притихло, спрятавшись в сплетении веревок, и фея едва не налетела на подругу.
— Тихо… — прошептал Ангелочек. — Гляди…
Внизу на палубе собрались трое давних. Они о чем‑то разговаривали с русалкой, которая подплыла близко к кораблю.
— …значит, мы действительно идем к тому берегу? — переспросил русалку Харун.