— Ты уходишь? — вскочил Макс. — А как мне попасть в тот… параллельный мир? Что для этого нужно?
— Что для этого нужно? — переспросила женщина, внимательно вглядываясь в его глаза, снимая покровы с души, так старательно сплетенные за годы жизни покровы, до крови срывала, до настоящего естества.
Макс задохнулся, схватившись за сердце.
— Ты поэт, потому я пришла к тебе в реальности, а не намеком интуиции, — властно сказала женщина, тряхнув волосами, заколка упала, освободив темные волны прядей. — У тебя хватит сил пройти осознанный путь. Но в том мире не до стихов тебе будет, ибо мечи там не воображаемые. Да ведь и ты сам, гордясь собой, писал, что слово — это самое острое лезвие.
— Я никогда не держал в руках оружия, — сердце отпустило, даже свободнее дышать стало.
— И стихов ты когда‑то не писал, — усмехнулась женщина. — Выйди в ночь, пройди через город, отринув всю свою жизнь. Это не сложно, когда друзья неискренни, а близких не осталось. За городом есть старое кладбище, пройди через него, а там я встречу тебя, заберу свое украшение.
Макс отшатнулся, подумав, что это смерть к нему заглянула. Женщина засмеялась, снова холодно и безжалостно.
— Боишься! Кого боишься больше: покойников или злых людей, ходящих по ночным улицам, отыскивая жертву для грабежа? Прощай!
Женщина обернулась вороном и вылетела через открытую фрамугу в комнате. Макс побежал за ней, он не помнил, чтобы открывал окно. Дождь заливал в квартиру, по столу текли ручейки, подбираясь к тетради со стихами.
Макс схватил тетрадь, прижав свое самое ценное сокровище к груди. Потом, отойдя от шока, закрыл окно, вытер воду, помыл посуду, а черную заколку, украшенную мелкими синими и зелеными драгоценными камнями, положил на холодильник. Он не знал, как называются эти камешки. Но в ливень через город к кладбищу он не пойдет…
Макс проснулся. Сон во сне. Сон — воспоминание трехгодичной давности…
Он ехал в метро. В поздний час в вагоне, кроме него, домой возвращалось с полдесятка людей, тоже утомленно клевавших носом.
Шуршание метро всегда навевало Максу странные сновидения. Один раз ему даже приснилось, будто в вагоне едут не люди, а призраки в старинных одеждах.
Мигнул желтый свет. Напротив парня сидела черноволосая женщина, держа сову на руке. Но казалось, кроме Макса ее никто не замечает, окунувшись в сон.
— Привет, Макс, — сказала женщина. — А я ждала тебя под дождем до самого рассвета.
— Извини, — скривился Макс.
За три года жизнь очерствила его сердце, да и стихов приходило все меньше. Уже шесть недель он вообще ничего не писал.
— Извиняю, — женщина отпустила сову, и птица перелетела на поручень. — Ты ищешь смерти, Макс, думая, что она — это я. Почему ты хочешь умереть?
— А зачем мне жить? — криво усмехнулся мужчина. — Все так, как ты напророчила: я уже подумываю о женитьбе, но женщины подходящей не нашел, а молодость уходит. Я не умереть хочу, а сбежать. А сбежать можно только через смерть.
— Не только, — она снова заглянула ему в душу, но больше не мучая, не стараясь выведать все потаенные мысли и стремления. — Так потому ты носишь с собой мое украшение? Потому трижды в неделю учишься фехтованию? — грустно улыбнулась красавица. — Есть много путей. Некоторые ведут в прошлое. Ты же не родился в этом городе, родители переехали сюда, когда ты был очень маленьким. Но ты помнишь, каков на вкус полевой ветер, и как бежишь через подсолнухи, закрывающие небо над головой, а тебе кажется, что это много солнц… Неужели ты забыл об этом?
Макс опустил глаза, он не мог на нее смотреть.
— Не забыл. Но разве это все имеет значение? Нашу мазанку сровняли с землей, когда мы продали дедов дом. А речка, где мы с отцом ловили рыбу, пересохла.
— Есть много путей, Макс, — повторила красавица. — Отдай мое украшение, ибо больше я не вернусь.
Макс вытащил из нагрудного кармана заколку, не вставая, протянул ей. Пальцы женщины были по — прежнему ледяными.
— Поезд остановится между станциями. Двери откроются, но того, кроме тебя, никто не почувствует, — быстро говорила красавица. — У тебя будет минута. Сам поймешь, какая из этих дорог — твоя.
Снова мигнул свет. Напротив Макса все сидения были свободны. Поезд набирал скорость, заложило уши.
— Снова сон, — тихо, немного разочарованно сказал парень, закрывая глаза.
Но поезд медленно тормозил перед станцией. Дернуло, поезд стал. Макс открыл глаза, когда с шипением разъехались двери.
За дверями была станция, обычная станция, мощенная гранитом и облицованная розовым мрамором. Колоны из камня цвета спелой вишни подпирали потолок. Тут никто не выходил и не пытался сесть.
Макс поднялся. Со станции повеял ветер, но не мертвый, не вылетающий из метро, а свежий, морской. Бросив рюкзак, Макс шагнул к дверям, под ногами трещал песок, задутый ветром в вагон. Веря в чудо, он вышел на станцию. Двери сразу закрылись за ним, а поезд, набирая скорость, мигнул красными огнями в туннеле.
Таяли колонны, толстел слой песка под ногами, пока парень не вышел на морской берег. Макс оглянулся: за ним на старой пологой горе раскинулся небольшой городок, где самые высокие дома были трехэтажными…
В вагоне проснулась девочка, стянула синий бант с косы.
— Завяжи, мама?
Молодая мама, зевая, вязала синюю капроновую ленту.
— Мама, — девочка смотрела на брошенный рюкзак на соседнем сидении. — Тут дядя был. Где он?
Мама глянула туда, куда смотрела дочурка, зевнула, прикрывая рот рукой, ведь ей после слишком долгого рабочего дня очень хотелось спать.
— Так он на закрытой станции вышел, — не придумала ничего лучшего для объяснения молодая мама.
— На закрытой?! — с восторгом вытаращилась на рюкзак девочка и обернулась к маме. — А почему она закрытая?
— Потому что там призраки живут. С клешнями и загнутыми когтями по десять штук на одной лапе! — мама была уже не рада, что придумала закрытую станцию. — Не бери близко к сердцу, Мэри.
Но девочка ее уже не слушала. Она прилепилась к окну, забравшись на лавку с ногами. Ей казалось, что за скорым поездом по туннелю метро мчится птичья тень.
Макс проснулся, но теперь над головой ветер наполнял черные паруса. Он заснул на вахте, и будет стыдно, если об этом кто‑то узнает. Но сон сморил не только его: на груди у парня мирно спало белоперое создание.
Осторожно положив Ангелочка на палубу, Макс поднялся. Вдалеке синел берег, к которому направлялся пиратский корабль. Они наконец‑то достигли земли…
Вспомнилось, не верится, что так было, но вспомнилось же… Макс не понимал, как мог жить в том мире метро и небоскребов, не зная плеска морских волн и чистых утренних солнечных лучей, не зная свободы и дружбы.
Глава 21. Путь к морю
Жители рыбацкого поселка не испугались прибытия пиратского корабля, напротив — обрадовались, охотно согласившись помочь починить мачту и подлатать паруса. Ремонт корабля шел полным ходом, и скоро можно будет снова выйти в открытое море. Пиратов принимали очень гостеприимно, будто людей не страшил гнев имперских прислужников.
Да и по ощущениям поселок напоминал Ярошу городок в Элигере, где он встретил стольких интересных людей. Здесь тоже властвовала свобода, словно между Империей и приморским поселком пролегла сияющая граница, ослепляющая звериные глаза.
— Здравствуй, пиратский капитан, — обратилась к Ярошу немолодая черноволосая женщина, одетая в скромное серо — коричневое полотняное платье.
Она ничем не отличалась от здешних жителей, если бы не глаза, глубокие и очень серьезные, словно в ее голове были не только мысли о хозяйстве или хорошей погоде для жатвы.
— Я ждала тебя, пиратский капитан. Надеялась, что у тебя хватит мужества еще раз вернуться на этот берег, — женщина склонила голову в знак почтения. — Твои поступки говорят сами за себя, а за добро нужно воздавать добром.
— Кто ты? — внимательно глядя на женщину, которая ему кого‑то напоминала, спросил Ярош.
— Приходи в мой дом сегодня ближе к вечеру. Люди скажут, где я живу.