Джонатан повернулся к воде, горячее солнце золотило его совсем не призрачную кожу.
— Я не верю, что так просто…
Мариан взяла любимого за руку, не дав договорить, притянула к себе и поцеловала. Джонатан ответил на ее поцелуй, обняв женщину.
Не было цветных волн, как от чародейства Матери, и тело призрака почти не уплотнилось, только одежда на нем стала настоящей, не изменчивой, и отросли усы. Но менялось море, становясь расплавленным золотом, по которому шли ярко — розовые и оранжевые волны.
Мариан и Джонатан сидели на краю пропасти, глядя на это удивительное море, ничего не говоря, лишь радуясь, что снова могут быть вместе.
Но солнце быстро спряталось, окрасив воду в темные цвета. На землю легла ночь.
Сашка и Ярош сидели за столом небольшого постоялого двора, и парень рассказывал о шаре с проклятьем Кристофера и призрачных слезах Джонатана, о чарах Али, вложенных в фотографии, и о Мертвом городе, об ужасном огненном звере, правдивых сказках и зеркале в доме имперского солдата Арсена. Рассказывал обо всем, что с ними случилось, ничего не скрывая, а Ярош Сокол не перебивал его пылкой речи, ничего не спрашивал, лишь иногда улыбался или грустил.
А когда Сашка пересказал все, чувствуя, как осип голос, капитан просто посмотрел на парня и искренне сказал:
— Молодцы, что не побоялись идти к морю издалека. Ты уже говорил с волнами?
Сашка покачал головой.
— Пойдем, парень, я покажу тебе, какое море на самом деле.
Ярош поднялся и пошел на улицу. Сашка последовал за ним.
К Феникс, что из‑за соседнего столика наблюдала за парнем и капитаном, подошел Саид. Феникс отшатнулась, ее волосы подсветило огнем.
— Чего тебе? — зло спросила она у Саида.
— Пламя в тебе пылает. Но пламя темное, отравленное, — тихо сказал молодой сказитель, кем так любил становиться давний, его глаза тоже засияли угольками в глубине. — Жжет тебя этот яд, как кровь, которой тебя поила вампирша, чтобы раны твои исцелить. Негоже фениксу брать жизнь из крови, а не из чистого солнечного огня.
Феникс встала, гордая и опасная. Кончики черных волос были окутаны трескучим пламенем.
— Только посмей рассказать Ярошу, чужак… — предупредила она.
— Не расскажу, — улыбнулся Саид. — Никому не расскажу, Феникс. Но не вечно тебе носить отравленный огонь в сердце. Если хочешь, освобожу тебя от этой отравы: пусть тебе будет нестерпимо больно, но к тебе вернется радость свободы. Выбор за тобой, Лили. Или же все‑таки Феникс?
— Убирайся, — тихо ответила Феникс. — Мне не нужна помощь. Ни от тебя. Ни от кого‑то другого.
— Твоя воля, — дикий, но укрощенный огонь угасал в его черных глазах. — Но этот пламенеющий напиток причинит тебе и твоим друзьям много бед.
— Убирайся, — повторила Феникс.
Саид кивком попрощался с ней, ушел. А Феникс заказала себе ром, чтобы выпивкой погасить отравленный огонь, о котором сказал чужак. Огонь, так глубоко проникший ее душу, что только живое пламя смогло разглядеть его тление под толстым слоем пепла.
Луна выплывала из‑за туч, укрывая землю серебристым льдом. Шелестела листва в саду ведьмы, теряя с ветвей листочки под легким осенним ветерком. Хозяйка ткала серебряную нить из лунных лучей, нею же резала ночное полотно и сшивала его в паруса, и вышивая на них волшебные звезды. А вишневый черенок из ее сада становился то ткацким челноком, то веретеном, то иголкой.
Мэри помогала ей.
Макс поднялся на холм, где стоял одинокий дом. По саду гуляли странные огни. Без страха мужчина направился туда.
Он видел, как две женщины складывают в шкатулку большие полотна, тонкие, словно настоящий шелк. Старшая забрала шкатулку и пошла к дому, мужчина спрятался за деревом, чтобы ведьма его не увидела. Ведьма прошла совсем рядом.
Макс выглянул: девушка не исчезла. Низенькая, волосы темные, а может, это ночь их такими делает. Мэри сложила руки, ухнув по — совиному, и большая сова подлетела к ней, села на низкую ветку.
— Охотилась, подруга? — спросила Мэри у птицы, гладя пышное оперение.
Макс чуть не упал. Это была та самая сова, которую он видел тогда в вагоне метро!
Мужчина пошел к девушке, но споткнулся о камень и растянулся на земле. Мэри подбежала к нему.
— Ты не ушибся? — слетело с ее уст, прежде чем их взгляды встретились.
Девушка ахнула. Макс поднялся, не отряхнув грязь, сердце защемило непонятным, неизведанным чувством.
— Я видела тебя, — как‑то равнодушно сказала Мэри. — Она…
Девушка повернулась к сове, но птица уже улетела. Мэри ухнула, да только сова не вернулась.
— Не нужно, Мэри, — Макс накрыл ее руки своими, мешая снова звать сову. — Она не вернется. Познакомила нас и сбегает.
Мэри обернулась к мужчине, которого видела в зачарованном сне, подаренном женщиной с совой.
— Она не сбегает, Макс. Мы же не одни такие, — Мэри смотрела в звездное небо, будто в зеркало своей оставленной жизни. — Я десять лет ждала, когда откроются двери на закрытой станции. А тогда еще много дней шла по дорогам нашей большой страны, чтобы добраться сюда. Сова летела передо мной и вела безопасными дорогами.
Макс несмело обнял Мэри. Как странно знать, что твоей суженой уже известно твое имя…
— Вы не поедете? Как вы можете не поехать?! — не сдерживал чувства Сашка.
Ветер ерошил его русые волосы, бросая пряди на лицо, но растерянный парень этого не замечал. Луиза, Эмиль, Жак и старый сказитель стояли перед ним.
— Пойми, Сашка, — попробовал переубедить его Эмиль. — Мы шли к морю. Мы пришли к морю. И хотим здесь остаться. Зачем нам какие‑то непонятные сокровища, когда нам и без них уютно и хорошо здесь?
Саша с чувством махнул рукой: не понимаете вы! Не понимаете, о чем шепчет волна, когда стоишь на палубе корабля, пусть он и не в открытом море! Не понимаете!..
— Сашка, — ласково говорила Луиза. — У меня не может быть своих детей, а Жак стал мне вместо сына. Я люблю его и не могу подвергать опасности, а опасность будет подстерегать вас ежедневно.
— А я слишком стар для таких путешествий. Странствуйте вы с Вейном и Саидом, я же буду радовать человеческие сердца сказками и пением, — седой сказитель улыбался: здесь и он нашел покой.
— Но Олекса же пойдет с нами…
Сашка сел на высохшую траву, растерянно посмотрев на друзей, с которыми разделил столько испытаний.
— Не плачь, Сашка, — Жак обнял его. — Мы тебя каждый день будем вспоминать.
— Я не плачу, — парень тоже обнял ребенка, но его глаза предательски блестели.
— Наши пути привели нас сюда, юноша, — тихо сказал сказитель. — Наши, но не твой. Не печалься: кто‑то идет дальше, кто‑то остается. Даже в сказках так поется. А приключений выпадает всегда столько, сколько ты можешь запомнить…
Не один Сашка прощался со своими друзьями. Макс просил у Яроша разрешения сойти на берег.
— Ее я искал, — уверенно говорил молодой мужчина. — Сокровища больше не манят меня, а приключений мне стало достаточно еще во время битвы с имперским кораблем. Я почувствовал тогда, что родился, чтобы писать стихи, а не воевать. Прости, капитан, но мое сердце хочет быть на этом берегу.
Ярош ничего не сказал, открыл компас. Стрелка закрутилась, указав направление.
— Оставайся, друг, будь счастлив с этой девушкой. Пусть дети твои станут или пиратами, или чародеями, или певцами, которым не найдется равных. Я буду просить Море об этом.
— Макс…
Рядом с ними стояла Роксана, такая обиженная, будто это ее против воли оставляли на берегу.
— Ты не можешь, Макс, ты взял меня на корабль…
Казалось, сейчас слезы просто польются из ее глаз, девочка насупилась, стараясь удержаться, чтобы не разреветься.
— Роксана, — Макс растерялся и не догадался подойти к ребенку, объяснять Ярошу, взрослому, было намного легче. — Помнишь, я когда‑то говорил тебе, что мы очень похожи? — девочка кивнула, чем немного обнадежила товарища. — Я был таким, как ты, но свой шанс воплотить в жизнь потаенные мечты я утратил. Это путешествие для меня как подарок судьбы, где в конце ждет тихая гавань и новая, спокойная жизнь. Не теряй свою мечту, пока юна и полна сил, чтобы добиться цели.