Платья у свиты были того же покроя, что и у невесты. Сестры Джесс были в винно-красном бархате. Пит, подружка невесты, была одета в бархат цвета лесной травы, настолько насыщенного оттенка, что он сверкал в свете свечей, как листья во время летней грозы. Темные волосы были собраны наверху, обнажая линию ее шеи и округлость плеч, синие глаза светились от счастья за подругу.
— Эй, поосторожней с оружием, которое несешь, — воскликнула она, когда Джесс повернулась, чтобы в последний раз поправить свой отороченный мехом шлейф. Вместо традиционного букета у нее был пучок веток сверкающего зеленого падуба, усыпанного блестящими красными ягодами и покрытого легчайшим снежным облаком.
Джесс рассмеялась, слегка коснувшись одной колючки.
— Это будет моим щитом, когда у всех моих тетушек, дядюшек и троюродных кузенов появится потребность одарить невесту поцелуем после венчания.
— Пока Фернандо не допустит их к тебе, кто осмелится? — сказала Пит. Она посмотрела в сторону длинного, покрытого белым ковром алтаря, и увидела Фернандо де Моратин и его свиту, подошедших к алтарю. Нельзя отрицать, что испанец потрясающе красив, с белоснежной сверкающей улыбкой пирата и поступью матадора. Он наклонился к своему ближайшему приятелю и сказал несколько слов. Они оба рассмеялись. Пока Джесс с ним счастлива, подумала Пит, нет нужды лишать его удовольствия наслаждаться жизнью. Мелодия альта стала громче, минуту звуча в воздухе, потом затихла. Шум голосов стих до шепота, потом заиграл орган.
— Леди, — сказал мистер Уолш, включив ослепительную улыбку и предложив руку Джесс. — Думаю, нам пора.
— Тогда пошли к венцу, — сказала Джесс. Первая подружка невесты направилась к алтарю.
Спустя час поток сверкающих лимузинов направился от церкви к Метрополитен-музею. Благодаря тому, что Сэлли Уолш была членом правления, а Джонатан Уолш ежегодно делал значительный вклад, им не составило труда добиться разрешения устроить прием в честь бракосочетания своей дочери в музее.
Стоял изумительный морозный вечер, свежий снег покрывал землю, последние облака развеялись, и воздух был прозрачен; звезды мерцали, как холодные бриллианты, а луна напоминала светящийся опал. Величественные колонны фасада музея подсвечивались прожекторами, вода в фонтанах искрилась серебром, когда парад сливок нью-йоркского общества подъехал к широкой лестнице. Мелькали вспышки фотокамер, когда элита, кутаясь в меха, проходила мимо с покровительственными улыбками.
Большой зал сиял, легкие арки и куполообразные потолки освещались розовато-янтарным светом. Здесь гости вливались в нарядную толпу, болтали, демонстрировали свои туалеты и недавно приобретенные драгоценности, выпивали бокал шампанского, прежде чем направиться в средневековый дворик, где новобрачные мистер и миссис Фернандо де Моратин приветствовали гостей перед устремленными вверх железными воротами. В глубине играл струнный квартет. Обед позднее подадут в гостеприимном Блюменталь Патио, выбранном Джесс специально, потому что оно было привезено из Испании. Она подумала, что это напомнит Фернандо о доме.
— Хуже, чем я думал, — пробормотал Люк, когда Пит вела его к новобрачным.
— Ты можешь выдержать только один вечер изобилия и роскоши, не так ли? Особенно когда ты выглядишь частью всего этого, — добавила она, поправляя его черный шелковый галстук-бабочку. Она подумала, что он еще более неотразим в смокинге, чем в джинсах и кожаной куртке.
— Думаю, переживу, — ответил он, улыбнувшись ей, но Пит знала, что это вымученная улыбка. Проводить время в такой роскоши было для него сущим наказанием. Им удалось похоронить вопрос о потерянном богатстве после ее возвращения из Парижа, но он, казалось, пузырился у самой поверхности. Хотя Пит по-прежнему получала заказы, она не заводила дома разговор о своей работе. А между тем спрос на ее рисунки в последнее время убывал, возможно, потому, что она сама допустила спад в бизнесе.
Когда наступила их очередь в длинном ряду гостей, Люк сердечно обнял Джесс и поцеловал в щеку.
— Так бы и съел тебя, до чего ты хороша, Джесси, красотка, — сказал он.
— И ты тоже, ковбой, — ответила со смешком Джесс. — В этом непривычном костюме ты выглядишь так же хорошо, как мой муж. — Затем она опять рассмеялась. — Господи! Да я первый раз произнесла это слово вслух. Мой муж! Разве это не пара самых лучших слов, которые ты когда-нибудь слышал? Сделай мне одолжение, Пит. Если я сплю, не буди меня, о’кей?