— Я, конечно, не хотел обидеть леди. Я просто сказал ей…
— Я знаю, что вы ей сказали. — Высокий японец опять повернулся к Пит, оглядев с головы до ног и явно восхищаясь.
— Та информация, которую вы так хотите получить, кажется, крайне важна для вас…
— Жизненно, — подтвердила Пит.
Он еще мгновение посмотрел на нее, слегка кивнул, потом вновь повернулся к французу.
— Да, кстати. Вогийанд, о тех предметах эпохи Ренессанса, которые я думаю продать…
Глаза француза вспыхнули.
— Мы очень заинтересованы помочь вам, мистер Киесаки. Могу уверить вас, что «Друо» добьется насколько возможно самых высоких цен.
— Я только что переговорил с Ричардсоном из «Кристи». Они сделали довольно привлекательные предложения.
— Мы превзойдем их, — торопливо сказал Вогийанд.
— А если моей ценой будет ваша помощь мисс Д’Анджели?
Вогийанд помолчал.
— Мы обещали джентльмену, о котором идет речь, месье, нечто, что считаем священным.
Киесаки пригубил виски.
— Может быть, господина, о котором идет речь, удастся уговорить?
Киесаки ни разу не повысил голоса, даже брови не поднял, но за его словами Пит почувствовала хорошо спрятанные когти. И когда француз слегка кивнул, неохотно соглашаясь, она убедилась, что была права.
— Возможно. Посмотрю, что смогу сделать, мистер Киесаки.
— Я буду весьма признателен. А поскольку, месье Вогийанд, вы будете заняты этим, мы отложим обсуждение продажи тех предметов Ренессанса, пока вы не закончите с делом мисс Д’Анджели. Вы мне дадите знать…
В словах Киесаки прозвучал намек, что разговор окончен, что не осталось незамеченным французом.
— Конечно, месье, — учтиво ответил он. Потом, бросив краткое «au revoir» Пит, Вогийанд удалился.
Киесаки повернулся к Пит.
— Думаю, вы получите желаемую информацию через неделю, самое большее через две.
— Это было бы изумительно. Как мне отблагодарить вас?
— Вы можете потанцевать со мной, мисс Д’Анджели. — Улыбка, полная очарования, расплылась по его красивому лицу цвета полированного клена.
— С удовольствием, мистер Киесаки.
— Хиро, пожалуйста.
— Пит, — сказала она и взяла его под руку.
Открытая танцевальная площадка, выложенная паркетом, напоминала длинный сверкающий бассейн. Когда они скользили по ее гладкой, как зеркало, поверхности под медленную мелодию одной из баллад Азнавура, Пит могла рассмотреть лицо Киесаки вблизи: глаза настолько темные, что были почти такого же цвета, как его черные шелковые волосы, высокие скулы, сильный квадратный подбородок.
Она вспомнила, что читала или слышала о человеке, известном как «Жемчужный принц». Спустя пятнадцать лет после войны он, подросток из Токио, стал собирать лом и сдавать его, зарабатывая на этом. В экономике, которая только что стала приходить в себя после полной разрухи, больше всего ценились утилитарные товары, поэтому на жемчуг по-прежнему не обращали внимания. Однако Киесаки сделал его главной целью своей торговли. Заработав приличный капитал, он открыл небольшой киоск в холле далеко не роскошного отеля в Токио. Потом его киоски появились уже в лучших отелях. По мере того как Япония возрождалась и увеличивались доходы, его дело набирало, силу, он стал не только продавцом, но и поставщиком. Сегодня он был одним из двух наиболее крупных поставщиков искусственно выращенного жемчуга.
— Позор, что мы не встретились с вами раньше, — сказал Киесаки, легко ведя ее по танцевальной площадке.
— Я купила через американских агентов ваш жемчуг для своего магазина. Но слышала, что сам принц в большей степени интересуется выращиванием жемчуга, чем его продажей.
— Но как дизайнер вы могли бы обратиться прямо ко мне — выбрать то, что отвечает вашим замыслам.
— Я не использую много жемчуга в своих украшениях.
— Тогда именно это нам надо изменить. Возможно, мне следует показать вам один из моих лучших экземпляров. Он, может быть, вдохновит вас.
— Я уверена в этом.
Он был прекрасным танцором, и Пит наслаждалась, что он так легко ведет ее. Когда они кружились по площадке, она узнала некоторые факты его официальной биографии. Его отец занимался изготовлением лапши и умер, когда Хиро был мальчиком. Он жил один, проводя большую часть времени между Токио и островом, где выращивал жемчуг, он любил путешествовать и — добавил, широко улыбаясь, — все зубы его собственные.