Он поднял ее лицо и погрузил свои черные глаза в синие глаза Пит. Долгое время он молчал. Потом произнес:
— Значит, у нас есть еще ночь. Пошли.
В серебряном свете полной луны Хиро в последний раз любил ее. Он принес в комнату с татами полное ведро прекрасных серебристо-голубых жемчужин и не спеша стал осыпать ими ее обнаженное тело. Когда он лег на нее, жемчужины покатились вниз между грудей, за шею, в складки в паху. Он опять приподнялся и стал катать их вокруг ареола ее грудей, пока соски не стали такими же твердыми, как маленькие жемчужинки. Пит возбуждалась от их прикосновения, как от его поцелуев.
Потом он стал водить большой жемчужиной по центру ее желания и вокруг него, пока она не почувствовала, что разрывается, распадаясь на куски. Он ввел ей внутрь две большие черные жемчужины, потом сам последовал за ними, загоняя их домой с каждым новым броском, пока не извергся в нее, увлекая ее вновь вместе с собой, на этот раз лучше, чем раньше.
Пока Пит ждала своего рейса в аэропорту Нарита, она впервые за две недели подняла телефонную трубку.
Они простились с Хиро на Капингоро, где он остался, чтобы закончить дела, которыми не занимался последние две недели, — поэтому им не пришлось прощаться в реальном мире.
— Это был какой-то сумасшедший дом! — сварливо кричала Лотти, услышав голос Пит. — Я уже была готова заявить о твоей пропаже половине посольств в Азии. Где ты была?
— Я же сказала, что меня не будет, по крайней мере, две недели, — отвечала Пит, умышленно оставляя ее вопрос без ответа. Пит решила, что никогда не откроет, где она провела это время. Пусть это будет ее тайной, нерассказанной мечтой.
Лотти не настаивала.
— Ты не говорила, что не будешь звонить. Ты никогда раньше так не поступала. У меня для тебя целая кипа посланий. Бери карандаш.
— Да, мэм.
Были сообщения от поставщиков, от Брента Лоуела, от господина, который планировал начать новое строительство в Лос-Анджелесе и надеялся придать блеск своему проекту, уговорив Пит открыть там филиал «Тесори», от секретаря из Белого дома, который спрашивал, когда Пит сможет обсудить с Первой леди новое украшение. И был звонок от Рене Вогийанда из Парижа.
Пит моментально позвонила ему.
— У меня для вас есть имя, которым вы интересовались, мадемуазель, — учтиво сказал он, как только их соединили.
После разговора с ним Пит секунду постояла у телефона. Потом покинула зал, где ждала рейса на Нью-Йорк, и поспешила обратно в терминал.
Она не летит домой.
Глава 8
Четырнадцатый граф Эмберли жил в огромном георгианском доме с колоннами, из которого открывался вид на зеленые холмы Дорсета. Когда такси, встретившее ее на железнодорожном вокзале, поднималось по длинной подъездной аллее к внушительному имению, Пит почувствовала, что она вот-вот сделает гигантский шаг в поисках потерянного наследства.
Лорд Эмберли, имя которого, в конце концов, сообщил ей Вогийанд, был тем самым человеком, который передал сапфировое ожерелье на аукцион в 1963 году. Из того, что Пит знала о привычках аристократии, маловероятно, чтобы колье недолго находилось у графа, прежде чем он его продал. Таким образом, он, возможно, был первым покупателем, когда ему предложили его после войны. А это означает, что кто бы ни продал ему колье, тот был напрямую связан с Витторио Д’Анджели.
Или сам Витторио.
Дворецкий с военной выправкой встретил Пит у массивных дубовых дверей и провел через просторный мраморный зал в угловую прокуренную темно-коричневую библиотеку, где за столом, у залитого солнцем окна, седой человек с худым лицом сосредоточенно изучал альбом с марками.
— Милорд, — важно произнес дворецкий, — мисс Д'Анджели.
Когда граф Эмберли повернулся к Пит, она увидела, что тот сидит в кресле на колесах, Вогийанд, который помнил предположение Пит, что человек, отдавший колье на аукцион, мог сочувствовать фашистам во время войны, с радостью доказал, насколько она была не права. Лорд Эмберли служил в Британских военно-воздушных силах, был сбит и серьезно ранен, после этого стал затворником. Теперь Пит заметила, что одна нога у него ампутирована до колена, и предположила, что это последствие войны.