Выждав, когда выражение лица друга немного смягчится, Жак дотронулся до его плеча:
— Поль! А Поль! Я тут тебе маленьким подарочком расстарался..., — и он, выскользнув за дверь, тут же вернулся с оставленной у косяка тростью.
Сделанная из чёрного дерева, с украшенной серебром рукоятью, трость смотрелась великолепно. Малыш взял её в руки, любуясь красивой вещью. На нижнем конце тоже имелось серебряная оплётка, оберегающая дорогую вещь от износа. Ласковое прикосновение древесины, искусно отполированной чьими-то умелыми руками, разгладило хмурые морщины на лице Ажена. Подарок явно понравился.
— Спасибо, Жак! — признательно посмотрел Малыш на старого товарища. Не часто кто-то заботился о нём.
— Это ещё не всё, Поль! — желая совсем сразить друга, сказал Бенуа. — Здесь есть секрет! Нажимаешь вот на этот выступ, и..., — он сделал паузу, — и..., — произнёс он повторно, выхватывая из ножен потаённый клинок, — ... получаешь шпагу!
Малыш восхищенно взял оружие из рук Бенуа и, вложив клинок в трость, снова выхватил блеснувшее зеркалом жало.
— Сколь же ты отвалил за этот "маленький подарочек"? — вопросительно посмотрел он на Жака.
— Ну, не так много, как ты думаешь, — смущённо шмыгнул носом Бенуа. — Купец сказал, что такие трости сейчас модны во Франции. Да и чёрт с ними, этими пиастрами! Собирайся лучше, да пойдём, прогуляемся! ...
Мазь Эксвемелина помогла, и рана у Ажена по прошествии нескольких дней полностью затянулась и почти не болела. Когда покраснение ушло, лекарь повыдергал нитки из шва, смазал каким-то бальзамом и разрешил умеренно нагружать ногу, определив недолгие пешие прогулки. Всё вроде было хорошо, но унылый вид друга, переживавшего за Лауру, настолько тревожил Бенуа, что он не выдержал и решил принять срочные меры, чтобы восстановить душевное равновесие Малыша опробованным способом.
Выбрав подходящий денёк, он отправился в заведение мадам Жозефины. Мадам всё поняла с полуслова:
— Да я ему такую девчонку подберу, он об испанке и не вспомнит больше, будь она хоть трижды принцессой! — заверила старая сводница.
Удовлетворённый таким многообещающим заявлением, Жак направился домой.
В тот вечер ему не пришлось особо изощряться, чтобы претворить в жизнь свой план. Кружка выпитого Малышом вина оказалась удачным приложением к задуманным событиям.
— Помнишь, как два месяца назад мы тут веселились? — остановившись напротив заведения, бросил пробный камень Жак. — Ух, и хороша была та белокурая чертовка! Помнишь, что она выделывала, танцуя?!
— А мне больше её товарка понравилась — худышка с огромной грудью. Как же её звали? — напряг память Ажен. ... — Нет, не помню. ... Тогда мы все были по ворот рубахи налиты ромом.
— Так давай зайдём, что ли?! — предложил Бенуа, положив руку на плечо Малыша. — Или у тебя нога побаливает? — заботливо спросил он, рассчитывая этим окончательно пронять друга, не любившего (как и всякий мужчина) расписываться в своей физической немощи.
— Нога в этом деле не помеха, — буркнул Ажен и решительно толкнул дверь.
— Девушки! Девушки! К нам гости! — мелодичным голосом, никак не вязавшимся с её внешностью, пропела старая хрычёвка, и всё завертелось.
С полдюжины одетых как королевы девиц, в платьях, весьма своеобразного покроя, которые отнюдь не скрывали прелестных достоинств их обладательниц, взялись за охотников.
Не прошло и десяти минут, как освобождённые от всего стреляющего, режущего и колющего, усаженные на роскошный диван, они млели в окружении прекрасных куртизанок.
Обворожительные губы нашёптывали в ухо любовные слова, будоража горячим дыханием вскипающую кровь. Тёплые нежные руки, проникнув под рубаху, ласкали грудь и шею, вызывая желание вырваться из их нестерпимо приятного плена. Матовые шары грудей, расположившихся у ног охотников красавиц, жившие, казалось, независимой от хозяек жизнью, колыхались в такт любым изгибам женского тела, сводя с ума, неотвратимо притягивая глаз и прожигая колени через ткань камзола своим прикосновением. И руки сами тянулись к ним, горя желанием коснуться бархатисто-упругой кожи и извлечь это чудо природы из тенет корсета.
Под звуки бубна перед буканьерами появилась полуобнажённая стройная девушка, в костюме турецкой невольницы. Лютня смолкла, только бубен сопровождал её призывно влекущий танец. Приоткрыв в улыбке белые зубки, она с грацией пантеры приближалась к Ажену, упиваясь своей красотой и неотразимостью. Сердце Малыша сладко замерло, уходя навстречу Богу, когда она вскинула на него огромные, волшебно-прекрасные глаза, сияющие неподдельной любовью. ... Любовь даруется на небесах!