— Священнодействуйте, девушки, — подал голос незнакомец. — Мы в ваших руках.
Василиса Георгиевна сверкнула здоровым глазом.
— Ишь, размыкался. Мы с вами детей не крестили.
— Так покрестим, — благодушно отпарировал незнакомец и протянул ей журнал. — Весьма занятная публикация, указал он на анонс: «Все о звездах». — А мне пора. Кстати, меня заинтересовал вон тот бальзам, — указал он шатенке на яркую коробочку с иероглифами. — Посчитайте за все, пожалуйста…
— И здесь достала! — горький всхлип вдруг разбил тишину.
Журнал полетел на пол.
Девушки онемели. Одна из них вцепилась в рукав Мармарова.
— Не уходите, пожалуйста, пока… пока…
Мармаров понимающе кивнул и присел за столик к нечаянной подопечной.
— Что вас огорчило? — мягко поинтересовался он, словно спрашивал о погоде.
— Простите, — потерянно качнула головой женщина. — Это… нервы.
— Но все же?
— Вы врач? — зачем-то спросила она.
— В некотором роде, — и положил на стол скинутый ею журнал. — А вы какого года?
Не успев удивиться, она раскрыла журнал и ткнула пальцем под снимком Мэрилин Монро, там, где легла курсивом строчка: «1 июня 1926 — 5 августа 1962» .
— Мы с ней одного года, — шмыгнула она носом, — родились — день в день. Только… она — звезда, — судорожно всхлипнула она. — А я… Ей — все!!. А мне…
Мармаров невольно хмыкнул.
— Это — не смешно, — взглянула она в упор. — Лучше б я, а не она умерла тогда, в шестьдесят втором. Но меня вытащили. С того света…
— 5 августа? — вдруг напрягся Мармаров.
Старуха вздрогнула и просверлила его подозрительным взглядом.
— В ночь — на 5 августа, — глухо пробормотала она. — Больше я уже не пыталась спорить с Богом.
Эта дата была выжжена в ее сердце: пятое августа одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года.
Василиса
Щеку оцарапало что-то острое. О! Осколок. От бутылки? стакана? Не поднимаясь с пола, попыталась рассмотреть — ни черта… А еще глазных капель жахнула, сама помнит как выцеживала в стакан водяры: кап-кап-кап… Грозная надпись на этикетке обещала единственный выход. Память не отшибло. А жаль… Тридцать шесть… Два раза моргнуть — и старость. Ни детей-ни мужа… Два раза… Всего два раза моргнуть…
Судорожные всхлипы перемежались с бормотанием, жаркий шепот — рыданием. И трубка от телефона на крученном шнуре повисла рядом: ни гудка, ни голоса живого. Ти-ши-на. Кому-то звонила? А-а-а… Костику. И — что? Ни-че-го. Глухо. Жить стало тошно. И — незачем…
Через час ее обнаружили в беспамятстве. Комендант общаги вызвал «скорую». Промывание желудка, стабилизирующие давление уколы сделали на месте.
— Еще пару часов — и кирдык, — перевел дух фельдшер.
— Везучая, — вздохнула Люська, соседка по общаге. — Если б мой Колька не достал бы меня среди ночи — беленькую ему видите ли полож. Достал! Два часа ночи, а ему — вынь да полож… Смотрю — у Василисы свет сквозь щель пробивается. Дверь толкнула, а там…
— Теперь Кольке твоему Василиса пусть памятник ставит, при жизни.
— Ага, — горькая усмешка исказила приятное лицо. — Щас!
— Пьяных и детей Бог бережет, — задумчиво изрек комендант и со значением цикнул зубом.
— С воскресением тебя, блаженная! — ласково потянулась к ней Люська.
Мармаров
И вновь, как в далеком 1926 году, в непримиримых аспектах схлестнулись Сатурн и Нептун. Тридцать шестое лето Мэрилин Монро оказалось под грозным росчерком рока.
Железобетонный каток обстоятельств еще раз прошелся по хрупким всходам надежд. Карнавал тотального абсурда правили депрессия, фобии, растерянность. Рок смешивал коктейли из подлости, предательства, обмана, заправляя все взбитыми сливками иллюзий.
«Белокурая красавица Мэрилин Монро, восхитительный символ изящной и привлекательной жизни в Голливуде, трагически погибла у себя дома в воскресенье. Ее нашли в постели совершенно обнаженной. Вероятная причина смерти — самоубийство. Ей было 36 лет. В руке кинозвезда держала телефонную трубку. Пустая бутылочка из-под снотворного валялась рядом с кроватью».
«Актриса пребывала в кромешной депрессии. Завешивала окно черными гардинами… Ее привычка жаловаться всем и каждому на свою жизнь тоже сыграла против нее. Когда вечером накануне смерти она взывала по телефону к друзьям, никто не придал этому значения».