Характер пятого дня Святок, проецируясь на 2016 год, обещает мадридские тайны, нерв напряжения и нечаянных единомышленников. Чем не тема для следующего романа?
Всю неделю в основном шли добрые знаки, но принимал я их то настороженно, как диковинного зверя, то с безудержным ликованием, как звон бокалов под бой курантов. Словно некий дирижер соединил в блендере симфонии Рахманинова и вальсы Штрауса.
«Что-то похожее я ощутил, когда попал на концерт Хворостовского и Крутого, — написал я в письме к Мармарову. — Как разгадать эти ощущения, в чем подсказка?»
Мармаров ответил в своем духе, раскрывая горизонты и даря надежды.
«Кстати, концерты Хворостовского и Крутого — предтеча очередного цикла Урана: новые (или давно забытые старые) жанры, открытия во весь голос заявят о себе в 2012 г».
Переписку с Мармаровым я сбросил в отдельный файл под названием «Мои Святки».
«Первые осознанные мной Святки позади. Что дальше?» — обратился я к Мармарову.
«После Святок всегда идет…».
— Крещение! — чуть не свалился я со стула. — После личных Святок всегда идет… Крещение.
Захотелось услышать живое слово. Я набрал номер Мармарова.
— Михаил Данилович! Эти дни, действительно, нестандарт, — от волнения не нашел я иного слова. — После Святок идет Крещение! И?! — замер я, уже предощущая его ответ.
— После святочного «привала» путник вновь на пути к Предназначению, — тихо произнес Мармаров.
— Уже восьмое откровение за эти дни…
— Октагон!.. — одобрительно сказал он.
— Что?!
— Восьмерка, то есть.
— Понимаю, что не пятерка. Который раз слышу это слово вне контекста. От таинственного Тита, к примеру. От вас…
— Еще услышишь. Октагон — лучший оберег в текущей восьмилетке. И вскоре будет в обиходе.
— Любопытно, — протянул я.
— Это мой прогноз. Нестабильное «пока-пока» давно пора на свалку, гораздо лучше — «октагон!».
— Не слабо…
— Октагон — сакральная формула успеха. Число России, эры Водолея — та же «восьмерка».
— Неслучайно родился восьмой округ…
— Знак добрый…
— Как говориться, через тернии — позволил я себе улыбку.
— Причем тут тернии?! На энергетике октагона вырастают крылья, блещет фейерверк идей! Грядет пора открытий…
Всю ночь мне снились восьмерки, а затем…
Семеро подвели меня к сокровищнице Сабиана и выстроились почетным караулом. Я — был восьмым.
— Октагон! — сами шевельнулись губы и незримая дверь едва слышно скрипнула. Я сделал шаг вперед и замер в восхищении у порога.
Блики несметных сокровищ дрожали под низким каменным сводом. В углу, на бочонках с золотом возлежали древние фолианты в лоснящихся кожаных переплетах, среди которых были — Библия, Коран, Талмуд… Тут и там вспыхивали мириадами разноцветных искр бриллианты, изумруды, рубины и сапфиры. Одна из искр упала на меня. Я вздрогнул… и проснулся.
Сквозь незашторенные окна меня будил волшебный миг предрассветья. Озарение пришло вдруг, нежданно, как и предсказывал Тит.
«Сокровища Сабиана должны принадлежать человечеству», — вспомнил я его напутствие.
Я только «за», — легко вскочил я и поставил диск с музыкой Карины. Под ее джазовую композицию «Фортуна» [3] мне легче договориться с судьбой. Я потянулся к ноутбуку. Пробежка подождет.
Меня ждали мои любимые персонажи и захватывающая история о сокровищнице древнего ордена Сабиана, хранителей истины. Улыбку фортуны в концовке издатели утвердили, так что по закону резонанса я вношу и свою лепту в конец тьмы.
Октагон!
Глава VI. Мед истины
В роскошно убранные апартаменты в мантиях, напоминающих кардинальские, вошли четверо. Одинаковую беспристрастность лиц опрокидывали выразительные глаза, выплескивая ярко выраженную индивидуальность каждого. Лучезарный взгляд одного оттенял непреклонный характер другого, а жаркий, магнетический посыл третьего соперничал со всепроникающим, как зимняя стужа, взглядом четвертого.
Они не присели за накрытый на четыре персоны стол с изумительными яствами. Никто не опустился и на круглый ворсистый диван с дюжиной разнокалиберных подушек.
— Тит превысил свои полномочия, — тусклым голосом объявил Непреклонный. — Фигляр!