— По дороге я думал о том, — сказал дон Мануэль гостеприимному хозяину, — что ты довольно странный человек. Почему ты сам не разрабатываешь эту шахту, Агила? Тогда тебе было бы достаточно заплатить мне сто тысяч золотых гульденов, и я выполнил бы твою просьбу.
Вождь рассмеялся:
— Мне не нужно золото, и серебро мне тоже не нужно. У меня есть пища, у меня есть красивая и добрая жена и любимый сын, красивый и крепкий. Что мне в золоте? Земля благословенна, трижды благословенна, плоды ее благословенны, трижды благословенны, стада скота благословенны, трижды благословенны. А в золоте нет ни благодати, ни благословения. И в серебре нет благословения. Разве вы, испанцы, обрели благодать? Из-за золота вы убиваете друг друга. Из-за золота вы ненавидите друг друга. Наш народ, как и народы из долины, никогда не ссорился и не воевал из-за золота. Мы много сражались за землю, за реки и озера, за города, за соль, за стада скота. Но за золото или серебро? Да, смотреть на него приятно. Но если я проголодаюсь, оно меня не насытит, его не съешь — значит, и толка в нем мало.
Тут дон Мануэль расхохотался и сказал:
— Нет, Агила, я золото есть не стану, можешь мне поверить!
Вождь тоже рассмеялся:
— Охотно верю тебе. Я могу поступить кому-то в услужение из-за земли, но за золото я никому служить не стану. Ты не понимаешь, о чем я говорю. У тебя другое сердце.
Три дня у них ушло на то, что они мыкались по горам и лесным чащобам, то откалывая образцы камней, то копая землю. Дон Мануэль уже склонялся к тому, чтобы истолковать долгие поиски как нежелание индейца расплатиться с ним. Но с другой стороны, когда видел, насколько умело и планомерно вождь обследует эти места, какое значение придает положению солнца на небе и тени, отбрасываемой горными вершинами, вынужден был признать, что в этих поисках есть определенный смысл.
Прошло куда больше недели. Но однажды вечером вождь сказал:
— Завтра я дам тебе шахту, потому что мои глаза видят ее!
Дон Мануэль спросил, почему вождь не взял его с собой сразу, еще три месяца назад.
— Потому что нам все равно пришлось бы прождать до завтрашнего дня: солнце не доходило до нужного места. А теперь оно над нами. Я уже несколько дней знаю, где шахта. Завтра мы придем к ней, и я отдам ее тебе.
И действительно на другой день они открыли шахту в одной из пропастей.
— Тут когда-то рухнула скала. Это ты сам видишь. Вот почему было так сложно отыскать ее. Смотри, вот она, шахта. Она — твоя. Но мой дом тебе придется оставить, — сказал вождь.
— Почему? Я, правда, все равно ушел бы от тебя, потому что хочу построить себе жилище поближе к шахте.
— Да, мой дом отныне для тебя недостаточно хорош. Богатая шахта у тебя есть, но на тебе больше нет благодати.
Вождь протянул было ему руку, но дон Мануэль сказал еще:
— Ты погоди, Агила! Я хочу тебя спросить… Потребуй я от тебя сто тысяч золотых монет за лечение сына, разве ты сам не раскрыл бы шахту?
— Конечно, я поступил бы именно так, — ответил тот, — ибо желал видеть свое дитя исцеленным. Но когда набрал бы золота на всю сумму, снова засыпал бы ее — в золоте нет добра. Да разве у меня был бы выбор? Испанцы узнали бы, чем я расплатился, и они убили бы меня, мою жену и сына, лишь бы завладеть шахтой. По вашим обычаям из-за золота всегда убивают. Будь осторожен, дон Мануэль, чтобы и тебя не убили, когда сородичи прослышат о золотой шахте. Когда они считают, что кроме хлеба у тебя ничего нет, — тебя никогда не убьют. Я навсегда останусь твоим другом, но сейчас мы должны расстаться.
Дон Мануэль приступил к строительству постоянного лагеря, а Агила вернулся к себе домой — это в сутках ходьбы от шахты. Еще до отъезда из Мехико дон Мануэль запасся правительственными сертификатами, дававшими право на поиски драгоценных металлов и разработку их после того, как участки будут застолблены. Он съездил в ближайший городок, где ранее оставил жену, нанял рабочих, закупил необходимые машины, инструмент и взрывчатку и вместе с женой вернулся в лагерь. Началась работа по раскрытию шахты. И действительность превзошла все его ожидания. Это была настолько богатая серебряная шахта, что все остальные не шли с ней ни в какие сравнения. Серебро было основным продуктом, а побочным — золото.
Богатый опыт подсказывал дону Мануэлю, что лучше всего поменьше распространяться о шахте и не слишком ее расхваливать. Не только отдельные проходимцы, даже королевские чиновники, высокопоставленные священнослужители знали множество способов вырвать шахту из рук человека, не имеющего за спиной сильнейшего прикрытия. Вдруг хозяин шахты исчезал, и никто не знал, куда он запропастился, а шахту передавали либо короне, либо церкви — как имущество, не имеющее хозяина.