Мужчины и женщины, находившиеся в хижине, наблюдали за действиями Говарда, не произнося ни звука. Только две женщины, подогревавшие воду для компрессов, изредка роняли шепотком словечко-другое. И даже когда юноша окончательно пришел в себя, никто не осмелился заговорить. Под всеобщее молчание Говард взял свою шляпу, надел ее и, попрощавшись, пошел к двери. Никто его не удерживал. Только отец последовал за ним и протянул руку со словами:
— Большое спасибо, сеньор, — и вернулся к сыну. Уже спустилась ночь, и Говард с трудом отыскал своих.
— Как это у тебя получилось? — спросил Доббс, после того, как Говард рассказал о благополучном исходе лечения.
— Пустяки, — ответил Говард. — Сделал искусственное дыхание, он и очнулся. Парень был в шоке. И наверняка часа через два поднялся бы сам, без всякой помощи. Ну, наглотался немного воды… Вы мне хоть немного мяса оставили?
Они отправились в путь еще до восхода солнца. Рассчитывали вскоре достичь Томини и пересечь затем плоскогорье.
После полуденного отдыха вновь навьючили ослов и собрались было вывести их на дорогу, как Куртин крикнул:
— Что там стряслось? Нас вроде бы преследуют!
— Где? — спросил Доббс. — Да, теперь вижу. Верховые индейцы. Может, они не по нашу душу. Захотели, например, размяться или на базар торопятся. Всякое бывает…
Прошло совсем немного времени, и всадники оказались рядом. Среди них было четверо индейцев, которые вчера вечером нанесли визит, кроме них — еще двое, которых Говард видел в хижине.
Индейцы поздоровались, и один из них спросил:
— Извините, сеньоры, но почему вы бежите от нас?
Говард улыбнулся и проговорил:
— Мы не бежим. Просто нам необходимо продолжить путь, мы торопимся в город. Там у нас важные дела, и мы очень спешим.
— О-о, — протянул индеец, сына которого выхаживал вчера Говард. — Дела подождут. Дела спешными не бывают. Дней много: после сегодня придут еще завтра и послезавтра. Но сначала я должен пригласить вас в гости! Не могу же я просто так вас отпустить. Вы вернули жизнь моему сыну. И поэтому обязательно должны погостить у меня. Две недели.
— Благодарим вас от всего сердца, — сказал Говард. — Но если мы не прибудем в город своевременно, наши дела пойдут прахом.
— Нам нужно идти, нам обязательно нужно в город, — настаивал и Доббс, настроение которого начало портиться.
Когда индейцы убедились, что уговорить белых погостить труднее, чем они предполагали, один из них сказал:
— Пусть оба молодых идут, куда собрались, но ты… — и он повернулся к Говарду. — Ты не уйдешь. Сын моего брата обязательнно умрет, если ты не погостишь у нас. Мы обязаны воздать тебе за лечение, за твою доброту к нашему сыну.
Как ни злились все трое, как ни сопротивлялись, уйти им не давали. Шестеро мужчин окружили их тесным кольцом. Не драться же с людьми, которые хотят оказать тебе гостеприимство?
И Доббс придумал. Он сказал Говарду:
— Глупость, которую мы вчера сделали, не исправишь. Если ты останешься, они успокоятся. Нужен ты один. Мы отправимся дальше, а ты нас догонишь. Это единственный выход.
— Хорошо тебе говорить, — сказал Говард. — А как насчет моего груза?
— Оставишь при себе, — предложил Куртин. Но Доббс не согласился:
— Я бы не советовал. Они обо всем пронюхают и отнимут у тебя золото. Или начнут болтать, и дело выйдет наружу. Даже если тебя не убьют, о золоте прознают бандиты и подстерегут тебя.
— Так как же мне быть?
— Мы возьмем твою долю с собой и сдадим в банк на твое имя. Или ты нам больше не доверяешь?
Это сказал Доббс.
— Не доверяю? Почему? — Говард улыбался, переводя взгляд с одного на другого. — Мы почти год прожили вместе и вместе работали. И тогда мы доверяли друг другу. Разве не так?..
Поскольку ничего другого не оставалось, Куртин с Доббсом взяли на себя ответственность за доставку груза, оба дали ему по расписке: принято, мол, столько-то мешочков примерно равного веса по столько-то граммов промытого золотоносного песка.
Куртин шел во главе каравана, а Доббс — в конце. Из-за задержки и долгих переговоров, во время которых индейцы не выказывали особой торопливости, впустую ушло полдня, а потому Куртин с Доббсом не добрались в тот день даже до Сиенеги, маленькой индейской деревушки, и теперь до подножия плоскогорья придется идти на день дольше. Вот почему над головами ослов, терпеливо и невозмутимо трусивших между ними, они швыряли друг в друга свои премилые дружелюбнейшие словечки и выражения. Ослы то нагибали уши вперед, чтобы насладиться блистательным проклятьем Куртина, то обращали их в противоположную сторону, не желая пропустить крепкого оборота, которым Доббс ответит на хулу Куртина.