— Да, — подтвердил тот. — Дело и впрямь несуразное. Идет себе человек, один-одинешенек, за длинным караваном, а дружки его едут верхом на расстоянии.
— А не видать ли его дружков — тех, что на лошадях? — последовал новый вопрос.
— Погляжу, — ответил Мигель. Он медленно поднялся, вышел из-за деревьев и оглядел дорогу — верхний ее участок с того места виден был даже лучше, чем последний отрезок пути. Вернувшись, сказал:
— Его приятели на лошадях еще далеко отсюда. Никак не меньше, чем в часе пути.
— Странное дело, Мигель, как ты считаешь?
— Я тоже считаю, что это странно. Что это у тебя за груз? — тут же спросил он Доббса.
Постучал по одному из тюков:
— По-моему, шкуры?
— Да, и шкуры — согласился Доббс. Он чувствовал себя все неувереннее, хотелось скорее отправиться в путь.
Чтобы скрыть нарастающее чувство тревоги, Доббс начал натягивать ремни на одном из ослов, хотя в этом не было никакой необходимости. Потом подтянул ремень на своих брюках, показывая, что собрался идти.
— Ну, мне пора… надо идти дальше, чтобы попасть в город еще засветло, — Доббс выбил чубук трубки о каблук сапога. — Так кто же пойдет со мной погонщиком до Дуранго?
Никто из метисов ему не ответил, они только переглянулись. Перехватив один из этих взглядов, Доббс пнул ногой ближайшего осла. Тот засеменил к дороге. Второй лениво последовал за ним. Остальные же остались на местах и преспокойно пощипывали траву.
Доббс подошел еще к одному ослу, прикрикнул. Тот поплелся за первыми двумя.
Тут метисы разошлись между оставшимися ослами и начали — как бы случайно — отпихивать их назад или просто вставали на пути животных.
— Эй вы, прочь от ослов! — злобно крикнул Доббс.
— Почему это? — задрал голову Мигель. — Мы можем продать их с таким же успехом, что и ты. Оттого, что их продадим мы, они не станут хуже!
— Прочь от ослов, я вам сказал! — Отскочив на шаг, Доббс выхватил револьвер.
— Этой пукалкой нас не запугаешь, — ухмыльнулся Мигель. — Ну, убьешь одного — что ж, он тебя простит!
— Отойдите от ослов! — Доббс направил револьвер на ближайшего метиса и нажал на собачку.
Однако револьвер лишь холодно и сухо щелкнул. Три раза, пять раз, семь раз щелкнул револьвер. Но выстрела не прозвучало.
И в это время один из метисов нагнулся и поднял с земли тяжелый камень…
Затем прошла секунда, всего лишь секунда. Но за эту секунду, когда решалась его судьба, в мозгу Доббса промелькнуло столько мыслей, что он даже успел удивиться: как это получается, что за иной миг успеваешь вспомнить о такой куче вещей? Как могло случиться, что отказал револьвер? И тут же из подсознания выплыло… Вот он, Доббс, подкрался к спящему Куртину, вытащил его револьвер, из которого потом и стрелял. У Куртина тогда было два револьвера — свой и его, Доббса. Оба они были с именными насечками, и Говард при случае смог бы их опознать, а потому Доббс подбросил револьвер, из которого стрелял, к трупу — это уже когда он вернулся и выстрелил второй раз. А свой собственный револьвер он сунул с самого начала в карман. Если бы кто-нибудь и натолкнулся на тело Куртина, он мог бы предположить, что на того напали и он отстреливался. Револьвер Доббса был другого калибра, и Куртина убили не из него, с этим бы каждый согласился.
И лишь об одном забыл Доббс. Взяв свой револьвер, он так его потом и не зарядил: он напрочь забыл, что, отняв у него оружие, Куртин отщелкал все патроны…
В ту же секунду Доббс вспомнил о другом оружии. Он стоял рядом с ослом, из тюка которого торчало мачете. Доббс сделал шаг вперед: вооружившись мачете, он, наверное, нашел бы время зарядить револьвер — в нагрудном кармане рубахи лежало несколько патронов…
Но тут секунда закончилась, и камень попал ему в голову. Доббс видел этот летящий камень, однако не успел вовремя пригнуться, потому что все его мысли были о мачете.
Удар камня сбил его с ног.
И прежде чем он успел вскочить на ноги, Мигель был уже у мачете, на которое обратил внимание только после импульсивного движения Доббса. Ловким движением он выхватил мачете из длинных кожаных ножен, подскочил к лежащему Доббсу и резким коротким движением отсек ему голову — как бритвой срезал.
Не столько испуганные, сколько пораженные случившимся все трое уставились на труп.
— Это твоих рук дело, Мигель, — негромко подытожил один из метисов.
— Заткнись! — злобно прикрикнул на него Мигель и так резко повернулся, будто собрался убить и его. — Я сам знаю, кто его прикончил, слышишь ты, слабак! Но если это всплывет, вас расстреляют так же, как и меня. Мне тоже есть о чем рассказать жандарму. Если мне не жить, то и за вас я не ответчик.
Ослы обычно не имеют такой привычки вмешиваться в дела людей, как, например, собаки; они неторопливо двинулись к дороге. А так как эти животные намного умнее, чем привыкли полагать люди, никогда с ослами дела не имевшие, то и направление они сразу выбрали правильное — прямо на Дуранго.
В лихорадочном возбуждении троица совсем забыла об ослах. Метисы занялись тем, что сняли с убитого брюки и сапоги, и двое счастливчиков сразу же надели добычу на себя. Хотя и брюкам, и сапогам цена была грош в базарный день — за последние месяцы им порядком досталось, — по сравнению с отрепьем, в котором ходили бродяги, это были вещи еще на загляденье.
Рубашку никто не захотел брать, никто не захотел ее надеть, хотя вместо рубашек на каждом из них было нечто невообразимое; трудно было даже сказать, из чего они состояли, эти рубашки, — из дыр или мелких лоскутьев между дырами.
— А почему ты не берешь рубашку, Игнасио? — спросил Мигель, пнув ногой труп, на котором к этому моменту ничего, кроме заношенной рубахи цвета хаки, не осталось.
— Дешевка она и застиранная, — ответил Игнасио.
— И это говоришь ты, грязный пес! — выругался Мигель. — Да по сравнению с твоей она лучше новой.
— Не хочу ее носить, — проговорил Игнасио и отвернулся. — Слишком близко к шее… А почему ты сам не возьмешь?..
— Я? — переспросил Мигель, и его брови поползли вверх. — Я не надену рубашку, которую носил прямо на голом теле такой сукин сын, как этот гринго.
Правда же состояла в том, что и для Мигеля рубашка начиналась «слишком близко к шее». Следов крови на ней не было, и тем не менее никто не хотел брать ее. Неясное предчувствие подсказывало каждому из них, что в этой рубашке ему будет не по себе. Чувство это они понять не могли, и объяснение, будто рубашка «слишком близко к шее», каждого из них вполне устраивало. Но именно из-за этого обстоятельства цена ее неизмеримо падала…
— У этой сволочи наверняка найдется в тюках что-нибудь и получше, — предположил Игнасио.
Мигель тут же прикрикнул на него:
— Подождешь, пока я все проверю. Если что будет, потолкуем!
— А разве ты наш атаман? — крикнул третий бродяга, который с видом человека незаинтересованного стоял, прислонившись спиной к дереву: при дележке ему достались брюки.
— Атаман я или не атаман, — рявкнул Мигель, — а у тебя, Анхель, какие такие заслуги?
— Не я ли врезал ему камнем по башке? — заметил Анхель. — Не то ты ни за какие деньги к нему не подступился бы, хвост ты овечий!
— Ну да, ты со своим камнем… — насмешливо протянул Мигель. — Это для него все равно что пинок был. А кто из вас, вонючих койотов, осмелился подойти и добить его? Трусы паршивые, вот вы кто! Так знайте же, я мачете смогу и еще раз махнуть! И в третий раз тоже!
Мигель повернулся, чтобы осмотреть тюки. И только тут они увидели, что животные куда-то исчезли.
— А ну, живее за ослами, не то они дойдут до города и жандармы примчатся сюда по их следам! — крикнул Мигель.
Бродяги, не медля ни секунды, пустились вдогонку за исчезнувшим караваном. Бежать пришлось довольно долго, потому что ослы, подобравшие всю траву на месте стоянки и не находившие вдоль дороги никакой зелени, которая удержала бы их, живо трусили в Дуранго. И прошло больше часа, прежде чем караван вернулся в тень деревьев.