Но правда есть правда, от неё никуда не скроешься. Скифское войско потерпело от Филиппа жестокое поражение, а сам Атей погиб. Однако вглубь Скифии Филипп не пошёл, остерёгся. Благоразумный был правитель. Его сын Александр к советам отца не прислушался и отправил против скифов экспедиционный корпус под командованием своего полководца Зопириона. Что этот Зопирион делал в Скифии, докуда он дошёл — неизвестно, ибо никто из его армии назад в Македонию не вернулся. После этого Александр тоже понял, что со скифами лучше жить дружно…
Я отложил последний учебник и вздохнул. Ночная темнота за окном потихоньку рассеивалась, и значит, короткая летняя ночь заканчивалась. Решил закончить и я с самообразованием. О скифах я узнал всё или почти всё, что знала современная наука, и имел теперь полное право на отдых.
Проснулся я, когда солнышко уже во всю барабанило в окошко. Не знаю как вы, но я очень люблю понежиться в кровати, потянуться, сладко зевая, и на секунду забыть о том, что пора вставать. Именно так я и поступил: понежился, позевал, потом отбросил одеяло и резко сел. Встаю я всегда резко, иначе потягивания затягиваются на целых полчаса. А это не правильно, даже когда идти, в общем-то, некуда.
Судя по солнцу и по гулу за окном, время подходило к полудню. Завтрак я бессовестно проспал, но оно и понятно, и потому на обед опаздывать не собирался. Если я пропущу и обед, то желудок мне этого никогда не простит. Я быстро встал, оделся, вышел в коридор и постучал в дверь Любашиного номера. Завтракать, обедать и ужинать мы всегда ходили вместе, ибо у неё были деньги, а у меня аппетит. То, что сегодня этот распорядок немного нарушился, не моя вина, а её упущение. Надо было своевременно заниматься моим образованием.
Итак, я постучал и стал ждать ответа. Обычно Любаша вальяжно говорила: «Войдите», после чего я входил, она вставала и мы шли в ресторанчик, что напротив гостиницы. К моему удивлению в этот раз привычного ответа не последовало. Я постучал снова — результат тот же. Значит, ушла. Обиделась, наверное, что вчера вечером я столь бесцеремонно выдворил её из своего номера, вот и укатила куда-то по делам, не пожелав предупредить меня. Нет так нет, тоже мне цаца. Я пожал плечами и спустился вниз. Аппетит у меня не пропал, и в глубине души я надеялся, что она оставила портье денег на обед или хотя бы сказала, где её искать.
Портье по обыкновению читал газету. На мой вопрос оставила ли Любаша мне денег, записку или какой-нибудь бутерброд он отрицательно помотал головой. А когда я спросил, куда она ушла, то просто указал на дверь. На меня он даже не взглянул, что было с его стороны очень невежливо, но ругаться с ним и объяснять, как он должен вести себя с постояльцами я не стал. Не хотел тратить ни времени, ни нервов. Я показал ему язык (всё равно он ничего не видел) и вышел на улицу.
На улице был самый настоящий летний день — яркий и солнечный. Разморенные жарой голуби вяло клевали серую дорожную пыль, такие же вялые прохожие шаркали сандалиями по асфальту. Возле входа в ресторан сидел квёлый дядечка, разложив перед собой лоток с газетами и журналами, и очумело-сонными глазами смотрел в небо. Именно у него наш неразговорчивый портье покупал каждый день газеты. Чуть дальше по улице облезлая дворняга лаяла на припаркованную у обочины чёрную «девятку». Наверное, она ей чем-то не нравилась.
Я с завистью и сожалением посмотрел на вывеску ресторана. В кармане у меня лежала пара сотен рублей, но я берёг их на всякий непредвиденный случай и тратить во благо желудка не собирался. Каких-то серьёзных неприятностей от наших поисков я не ждал, но в жизни всякое случается. Я покрутил головой по сторонам, в надежде увидеть знакомое платье цвета свежей сирени, но по тротуару шли лишь светлые блузки, джинсовые шорты, да блёклые юбки. Любаша, конечно, могла одеть и что-то другое, чего-чего, а нарядов у неё хватало, однако ничего похожего на её идеальную фигуру в пределах моей видимости не проходило.