— Теперь друг — сын Мамонта, как Авах и Туанхо, — торжественно произнес он, прикладывая какие-то листья к моей ране. — Ему можно жить во всех пещерах.
Спрятав нож, он так же незаметно скрылся из виду.
Все же потеря крови оказалась для меня ощутимой. С помощью Туанхо, которая это поняла, я добрался до пещеры и провалился в тяжелое забытье.
Моя болезнь продолжалась три дня. Теперь обо мне заботились как об одном из соплеменников.
Находясь среди них, я ощущал, будто по волшебству оказался в каменном веке, и это чувство доставляло мне удовольствие.
Немного придя в себя, я попросил Туанхо:
— Я снова полон сил. Покажи мне пещеры предков.
Пройдя в глубину пещеры, она показала мне на скалу:
— Они за этим камнем.
Проход в пещеры предков был завален обломком скалы. С виду он казался совершенно неподъемным, но стоило нам налечь на его край, как камень повернулся вокруг собственной оси, открывая нам путь.
Стены внутренней пещеры были освещены так же, как и в той, где мы жили. Мы вошли в грот неправильной формы. Там вдоль стен лежали какие-то предметы: оружие, посуда, что-то непонятного назначения, украшенное резьбой. На гладко отполированных стенах виднелись рисунки; чья-то, безусловно, талантливая рука высекла изображения людей и животных. Особенный интерес у меня вызвали те, где изображались разновидности, которые уже давно вымерли. Со стен пещеры на меня смотрели лошади с большими головами, саблезубые тигры, пещерные медведи.
— Ни один человек не видел этих животных! — воскликнул я, испытывая величайшее волнение.
— Верно, — невозмутимо ответила Туанхо. — Они жили тогда, когда дети Мамонта населяли большие земли. Матери наших матерей тоже не видели этого.
— А кто нарисовал остальное? Авах?
Моя спутница объяснила, что большая часть рисунков сделана предками Ванаванума, как звали старика. Пока я любовался этими произведениями древнего искусства, она добавила, что эта пещера — далеко не единственная.
Мы пошли смотреть и другие пещеры. Одна из них была меньше освещена, чем другие; там, должно быть, целыми тысячелетиями копились кости. Я разглядел человеческие скелеты, останки пещерного медведя и диких лошадей. Рисунки на стенах здесь встречались не так часто и были высечены не с тем искусством, как предыдущие. Судя по всему, эта пещера служила чем-то вроде фамильного склепа.
Следующая же преподнесла мне неожиданное открытие. Как я узнал потом, когда-то через нее можно было выйти в долину, но во время обвала проход туда оказался завален. Здесь я увидел больше всего фресок и художественной резьбы, являющейся настоящим произведением искусства. Грандиозная картина, изображающая сражение между пещерными и бурыми медведями, отличалась поразительной четкостью и экспрессией. Она сделала бы честь любому из современных художников-анималистов.
В следующей пещере, которая в отличие от остальных была низенькой и довольно мрачной, лишенной каких-либо украшений, мое внимание привлек осколок блестящего камня. Отбив кусочек, я с изумлением понял, что у меня на ладони не что иное, алмаз. Должно быть, в пещере их были целые россыпи. Но, полюбовавшись находкой, я тут же умерил свой восторг. Здесь, в затерянном уголке мира, алмаз ценится несоизмеримо меньше копья или топора.
Я стал мужем Намхи — девушки, которую я встретил вместе с Ванаванумом и его женой.
Наступила долгая полярная ночь, и на целых полгода мы оказались лишены солнечного света. Над нами мерцали и переливались нежнейшие переливы Северного сияния. Стало значительно холоднее, но это не помешало ни охоте, ни возможности собирать орехи, грибы и дикорастущие злаки. Мамонты, которые поселились в нашей летней пещере, почти все время проводили внутри. Они стали больше спать и гораздо меньше выходить на пастбище.
Я свел с ними более близкое знакомство. Старший был гораздо древнее, чем я предполагал вначале. Единственное, что ему было не безразлично, — это сочная свежая трава. Зато молодой казался мне сообразительным, вроде наших слонов. Я начал прилагать усилия, чтобы подружиться с ним. Для того чтобы добиться его расположения, я принялся носить в пещеру громадные охапки травы и листьев, которые моментально проглатывались. Мало-помалу он начал доверять мне. Если человек поставил себе цель приручить какое-либо животное, он все равно добьется своего, каким бы глупым или упрямым оно ни оказалось. Постепенно громадный сильный зверь начал чувствовать ко мне постоянную привязанность. Приручая мамонта, я не ставил перед собой определенной задачи; не исключено, что в будущем его дружба может мне очень пригодиться.