Али Кушчи сжал рукоятку кинжала.
— Вот оно что, — иронически протянул Каландар Карнаки. — Вы ли тот мужественный Али Кушчи, что убивал тигров?
И где ваш прославленный здравый смысл, где ваша логика, верить которой вы учили нас, учеников?.. Вы спали, и, пожелай я убить вас, стал бы я дожидаться вашего пробуждения?
Али Кушчи сделал несколько шагов в темноте вдоль стены, нащупал в нише свечу, зажег ее. Вспыхнули узоры росписи на стенах, золотое тиснение книг на полках. Каландар Карнаки стоял по-прежнему у двери. Тень его, громадная и густая, качнулась в неожиданном поклоне.
— Ассалям алейкум, устод!
«Устод», «учитель». Что это, ирония, ложное смирение или искренее приветствие прежнего Каландара, ученика?
Али Кушчи со свечой в руке приблизился к дервишу, оглядел его лохмотья; подняв свечу повыше, всмотрелся в лицо; Каландар не шевельнулся, он ответил на взгляд мавляны таким же долгим вопрошающим взглядом. Могучий ростом и сложением, Каландар выглядел неважно: в заросшем лице, в запавших светло-карих глазах усталость и болезненность. Еще бы, сколько тягот выпало Каландару на долю!
У Али Кушчи потеплело на душе.
Каландар пригнулся, взял вдруг обеими руками руку Али Кушчи, опустился на колени перед ним.
«Что это он? Зачем?»
— Спасибо вам, учитель.
Каландар наконец сел, безвольно свесив руки вдоль тела, устремил на Али Кушчи полные горечи и боли глаза.
— Скажите, каким человеком считаете вы, досточтимый, вашего бывшего шагирда, бедного нищего? Кто я, по-вашему?
В самом деле — кто он? Лишился родины — Ясси и Сигнак так ведь и остались за Барак-ханом, — стал воином, потом сменил саблю на перо, а воинские доспехи на скромное платье талиба. Теперь же дервиш, раб аллаха, восхвалитель аллаха, вместо медресе живет где-то в дервишеской обители, водрузил на себя козлиный кулох. Кто он теперь?
— Мой язык нем, дервиш. Вижу одежду, а что в сердце твоем, о том давно уж не ведаю.
Каландар тяжко вздохнул. Воскликнул:
— Я знаю, я!.. Овца, отбившаяся от стада, душа заблудшая… Есть правда в этом мире, учитель?! Венценосный Мирза Улугбек знает ли ее?.. Бесприютным чужаком, бездомным псом я был; пригрели меня, спасибо, низко кланяюсь. Но душа-то все ходила и ходила по чужим улицам, стучалась в разные двери, чтобы найти правду, не нашла ее ни здесь, ни в обители дервишей… У них, у нищих, ее тоже нет, там язык хвалу богу поет, в сердце корысть гнездо себе вьет… Все ложь, все обман. Или неверно я думаю, учитель? Ответьте! За этим я опять сюда пришел — за истиной, коли она есть!..
Неяркий свет свечи дрогнул на лице Каландара, речь его оборвалась.
Трудно было усомниться в искренности его мучений. Али Кушчи молча положил ему руку на плечо.
Каландар глянул на него снизу вверх.
— Скажите, вы никому не обмолвились, что тут прячете сокровища эмира Тимура?
Али Кушчи невольно воскликнул:
— Неужели ювелир?!
Прикусив губу, Каландар усмехнулся:
— Эх, мавляна! Доверие опрометчиво. Опасно за своего принять чужого. Старая лиса хаджи Салахиддин недолго хранил тайну… Истина, если и есть, в добром деянии она. Надо же и вам и султану Улугбеку отдать добром за добро; только от вас видел я его, а стало быть, видел и истину… Шейх Низамиддин Хомуш знает вашу тайну. Надо перепрятать золото и драгоценности, не то из рук вырвут золото, а с плеч снимут голову!.. Говорю правду, не сомневайтесь. Для того и пришел… Впрочем, — Каландар вновь глухо кашлянул, — не верите, так скажите прямо, гоните меня отсюда, я уйду беспрекословно.
Нет, теперь Али Кушчи не сомневался: привели сюда Каландара добрые чувства. Мавляна посмотрел на книжные полки.
— Ты толкуешь о золоте, о драгоценностях… Но вот эти богатства разве не дороже золота? Что будет с ними, если я покину обсерваторию?
Каландар тоже повел взглядом по рядам книг — многим-многим рядам книг на полках и шкафах. «Предать еретические книжки всех безбожников огню праведному», — вспомнились ему яростные слова шейха.
— Их тоже нужно спрятать, устод!
— Куда? Ведь их так много, Каландар, как спрячешь?
— В сундуки, в сундуки их и вывезти в другой город. И побыстрее! — Каландар вдруг быстро приподнялся. Почувствовал прилив сил: такое состояние было знакомо ему, воину, перед битвой.
— При Абдул-Латифе не вывезешь, — услышал он слова Али Кушчи.
— Верно! Значит, надо тотчас действовать, потому что шейх сказал, что не сегодня, так завтра в Самарканде будет Мирза Абдул-Латиф.