— МБ, — поправил полковник.
— Одна контора... Состояние тяжелое, любое напоминание о его злоключениях вызывает бред. Заговаривается, — он сделал паузу, точно такую же, как по телефону, когда договаривались о встрече. — Сегодня опять новость... По недосмотру проглотил значок.
— Какой значок? — удивился Арчеладзе.
— Маленький такой, золотой, — будто бы отвлеченный переживаниями, сказал бывший сослуживец. — С детства увлекался нумизматикой...
— Зачем же ему давать значки? — возмутился полковник. — В таком-то состоянии?
— Он же сейчас как ребенок! — страдальчески воскликнул Зямщиц. — Взял из коллекции, надел... Попробуй отними... Сегодня же забираю его домой!
— Давно бы надо было!
— Ухаживать некому. Нужен толковый врач, а не нянька. И чтобы круглые сутки находился рядом. Сейчас вроде договорился. Поедем вечером и заберем... Ты мне скажи откровенно, Никанорыч: зачем... встречался с моим сыном? Ты чем сейчас занимаешься?
— Золотом, — признался Арчеладзе недовольно. — Зачем встречался... Ты же сам знаешь механику: пошла оперативная информация на твоего сына. Рассказывает о каком-то золоте.
— Он же бредит! Навязчивые идеи!
— Это сейчас я понимаю! Если он золотые значки глотает...
— Ты меня извини, — вдруг попросил «мидак». — Знал бы, что ты, так позвонил бы тебе, и разобрались.
— А теперь позвони моему шефу, — жестковато предложил Арчеладзе. — Чтобы он больше меня не ел. Ты же знаешь, как нашу контору трясут. До пенсии хрен усидишь...
— Обязательно позвоню! — заверил Зямщиц. — Не обижайся на меня.
— Да я все понимаю...
— Извини, у меня больше нет времени, — заторопился старый сослуживец. — Не мешало бы встретиться достойно, посидеть, выпить... Давай созвонимся? На будущей неделе?
— Ладно, давай! — Арчеладзе поднял руку. — У меня тоже времени в обрез.
На обратном пути в отдел полковник сделал небезосновательный вывод, что Зямщиц кем-то информирован о деятельности Арчеладзе и проявляет к ней интерес. Правда, этот интерес как бы подневольный. Возможно, кто-то использует «мидака», не исключено, что Комиссар. Хотя наружка и доложила, что слежка за встречей не производилась, Арчеладзе был уверен, что Зямщиц пришел хорошо проинструктированным. И получалось, они не разговаривали, а щупали друг друга и оба говорили только полуправду. У старого сослуживца существовала главная задача этой встречи — сказать полковнику, что золотой значок появился из коллекции сына. Арчеладзе же сейчас убедился, что подмена значка совершена кем-то неизвестным и ни Комиссар, ни Зямщиц к ней не причастны. Мало того, они еще не знают об этой подмене. Иначе бы «мидак» убеждал его, что неразумный сын проглотил простой значок.
Одновременно с этим Арчеладзе понял, что их неожиданная встреча взрыва не произведет. Небольшую суету, движение, консультации, и все. А требовался взрыв! Стремительное развитие качественно новых событий. Размышляя, он слегка отвлекся и не успел перестроиться, чтобы повернуть с Колхозной площади на Сретенку, и пришлось выжидать «дырки» в колонне машин, поворачивающих вправо под зеленую стрелку. Все произошло мгновенно: он видел вишневый «Москвич» и лишь успел отметить это, как водитель с расстояния в полметра метнул гранату в салон машины Арчеладзе.
Тяжелая граната «Ф-1» стукнулась о спинку пассажирского сиденья и упала у задней дверцы. Предохранительная скоба отлетела уже в кабине...
Он резко обернулся назад, машинально потянулся рукой и понял, что достать гранату не успеет. Из запала вырывался свист и резкая струйка дыма — горел замедлитель...
Вдруг он ощутил полное спокойствие и состояние, похожее на дрему, — не хотелось двигаться и отгонять ее...
Потом раздался хлопок, похожий на пистолетный выстрел, граната подпрыгнула на резиновом коврике и покатилась к его краю, стуча рубчатым кожухом. Из запала курился синий дымок.
Дрема отходила медленно, и ощущение времени, утраченное, пока горел замедлитель, возвращалось вместе с реальностью. Сзади сигналили, мимо, обтекая его, мчался поток машин. Арчеладзе ткнул кнопку аварийной остановки, перегибаясь через спинку сиденья, поднял теплую чугунную «лимонку». Разорвавшийся запал не выкручивался. Он положил гранату на сиденье рядом и огляделся: вишневый «Москвич», разумеется, давно унесся в веренице машин, повернувших на Сретенку. Службы наблюдения на сером «жигуленке» тоже не было... Арчеладзе вынул из кармана рацию и вдруг понял, что забыл позывной наружки.
— Где находитесь? — спросил он. — Вас не вижу.
Его узнали по голосу.
— На Сретенке, стоим у булочной.
— Ждите, подъеду...
Он в наглую перестроился в правый ряд и, не дожидаясь светофора, выехал на Сретенку. У булочной остановился, чуть не уткнувшись в задний бампер «жигуленка». Не спеша вышел из машины. Старший группы выскочил навстречу.
— Заметил что-нибудь сейчас на перекрестке? — спросил Арчеладзе.
— Нет, — краснея, выдавил тот. — Мы повернули... А вы...
Арчеладзе не помнил фамилии старшего группы, да и не должен был помнить. Взял его за рукав, подвел к своей машине, ткнул пальцем:
— На, смотри.
Парень побледнел, кадык на его тонком горле двинулся, как челнок, и замер.
— Какой у тебя позывной?
— Двадцать второй...
Он не ожидал удара и потому кувырком покатился по тротуару. Арчеладзе подождал, когда старший группы встанет на четвереньки, и пнул его голову, как футбольный мяч. Парень опрокинулся на бок и снова начал подниматься...
И тут полковник понял, что если не остановится в это мгновение, то убьет его.
Прохожие шарахнулись в стороны. До ушей донеслось:
— Мафиозные разборки!..
Арчеладзе спокойно сел в свою машину и медленно поехал в отдел.
Гранату он принес в свой кабинет и положил на стол. Рука потянулась к кнопке селекторной связи с лабораторией, однако он нажал другую — вызвал помощника.
— Доложи обстановку, — сдерживаясь, попросил он.
— Воробьев задание выполнил, направляется в отдел.
— Кому Нигрей передал наблюдение за вишневым «Москвичом»? — перебил его полковник.
— Группе Локтионова.
— Немедленно свяжись, выясни, что у них...
— Есть!
— Погоди. Что на Рокотова?
— Все по-прежнему.
— Иностранца установили?
— Пока нет, работают.
— В гранатах разбираешься?
— В этой разберусь, — помощник кивнул на гранату.
— Возьми и сам проверь, пустая она или заряженная, — приказал Арчеладзе. — Мне пока этого хватит. Только сам. Доложишь мне домой, по телефону спецсвязи. И обстановку доложишь... Я поехал домой.
— Воробьев хотел к вам, товарищ полковник.
— Пошли его на... кошкодава, — меланхолично сказал Арчеладзе. — У кого позывной «Двадцать два» из наружки?
— У группы Редутинского.
— Подготовь документы на увольнение всей группы. Профнепригодность.
— Есть.
Полковник забывчиво похлопал по карманам, затем, вспомнив, взял пистолет «ПСМ» из ящика стола.
— Хотя нет, погоди... Пусть еще поработают. Все, я — домой.
...А дома было пусто, пыльно и тихо. У Зямщица в пустой квартире сидел хоть кот; тут же, кроме нескольких осенних мух на кухонном окне, — ни души...
Полковник принял душ, после которого обрядился в пижаму и стал готовить ужин. С женой он разошелся еще до Чернобыля, как только на подобные вещи в КГБ стали смотреть сквозь пальцы и это перестало отражаться на карьере. А после Чернобыля женщины вообще не бывали в этом доме. Полковник давно привык все делать сам, хотя на службе любил быть барином. Он, как профессиональная повариха, нарезал мерзлого мяса тонкими ломтиками, бросил в жир на сковородку и принялся чистить крупные головки лука. В его русско-украинско-мордовской крови бродили остатки грузинской крови: он любил готовить и есть острые мясные блюда. Лук был злой, ядреный и начал драть глаза, как слезоточивый газ «Черемуха». Полковник намочил под краном нож и луковицы, но на сей раз это не помогло. Слезы продолжали течь и скоро пробили влажную дорожку до верхней губы. Он ощутил их соль, бросил нож и некоторое время сидел сгорбившись на кухонной табуретке, ощущая на губах горечь. Иногда дома ему становилось особенно грустно и одиноко. Почему-то вспомнился Птицелов, который тоже был один и жил примерно так же, как полковник. Правда, в его квартире было много птиц...