— А волосы?! — спохватился Русинов. — Ты преклонила голову, позволяя расчесать ее... Авега бредил этим мгновением!
— И ты станешь бредить, — не сразу сказала она и вскинула печальные глаза.
— Я знаю! Буду... Волосы Валькирии! — Он приподнял на пальцах ее пряди. — Космы света!.. Собака привела к тебе. Ты Валькирия. Страга просил передать медальон...
Она подняла на ладони медальон и что-то вспомнила. У нее потемнели голубые глаза...
— Он вернул мне свободу. Это мой сокол. Когда-то я своей рукой возложила его на Страгу. Мне было четырнадцать лет... Помнишь, говорила — женщина делает выбор... Да, я Валькирия! И моя дочь будет Валькирией, и внучка... И они сделают выбор когда-нибудь, — показалось, что она сейчас заплачет, однако голос ее лишь стал печальнее. — Да изберут ли их? Сохранят ли преданность?.. Страга нашел девочку в горах и забыл обо мне.
— Почему же он тогда не освободил тебя?
— Но эта девочка не могла держать над ним обережного круга, — объяснила она. — Я хранила его все годы, пока он ждал... А потом встретила тебя. И погубила Страгу. — Торопливыми руками она собрала волосы, скрутила их в тугой жгут, перевязала шнурком медальона. — Атенон мне не простит! Страга был его любимцем!
— Кто? Кто тебя не простит?
— Владыка Атенон... Меня ждет наказание. Он обрежет мои космы, — она прижала жгут волос к груди. — Он сделает меня Карной!.. Ты в последний раз расчесал их. Ты был первый, кто коснулся моих волос. И теперь их не будет. Пустят по ветру мои космы! И вороны растащат их на гнезда...
— Мне довольно будет твоей любви!
— Это сейчас довольно, — горько вздохнула она. — Но теперь ты всю жизнь будешь тосковать о моих волосах.
Русинов отнял у нее косу, распустил ее, рассыпал по плечам.
— Никому не дам! Ни одного волоска!
— Благодарю тебя, — она слабо улыбнулась. — Только защитить мои космы не в твоей воле. Ими владеет Атенон... А без волос ты меня разлюбишь! Нет! Не говори ничего! Я знаю!.. Ты увидишь других Валькирий, и тебе захочется прикоснуться к их волосам. Кто-нибудь из них очарует... Зачем тебе стриженая Валькирия?
— Но ты же моя Валькирия! Моя Карна!
— Зови меня прежним именем...
— Хорошо... Скажи мне: Атенон — это ваш господин? Кто он? Князь?
— Владыка.
— Как найти его?
— Этого никто не знает, — проговорила она обреченно. — Атенон сам находит того, кто ему нужен... Не переживай за меня. Все равно не избежать кары и позора. Нужно подготовиться и достойно перенести наказание.
— Я тебя не оставлю! — заявил он. — Теперь я буду с тобой всюду.
— Но ты же знаешь, это невозможно! — чуть не крикнула она. — Ведь и твоя судьба во власти Владыки! А он может изгнать тебя, пустить странником, сделать безумцем!
Он помолчал, в одно мгновение поверив в беспредельную власть и силу неведомого Владыки. И горько усмехнулся над собой:
— Мне казалось, гоями правит Валькирия...
— Мы лишь женское начало, — она вновь стала собирать волосы, высвобождая их из рук Русинова. — Как и во всем мире, женщина — хранительница жизни, огня. Поэтому нас много и мы — смертны. Атенон — единственный, владеющий жизнью и смертью, землей и небом... Но пока на моей голове космы, я оберегу и от власти Владыки! Он не сделает тебя изгоем!.. А если лишусь волос, стану бессильной. И тогда не суди меня. Нет! Погоди, не клянись... Ты слышал в горах голоса? Долгие крики? Это Карны кричат. И я стану бродить призраком и кричать, пока не отрастут волосы.
— Мне нужно вернуться назад, в пещеры, — сказал он, останавливая ее руки. — Ты можешь пойти со мной?
— Нет! — испугалась она. — Мне нельзя!.. А тебе... А ты забудь, что был там. И никогда не вспоминай! Иначе тебя лишат рассудка.
— Меня привел Страга! — воспротивился Русинов. — Я видел сокровища в Зале Жизни... Там — Веста! Я едва прикоснулся!.. И понял, во имя чего искал!.. Зачем жил!..
Она неожиданно стукнула его по лбу ребром своей ладони, а голос стал ледяным, как-то сразу привел в чувство:
— Ты уже безумец! Немедленно и навсегда перестань думать о том, что видел. Не смей вспоминать!
— Почему?! — изумился и устрашился он. — Почему ты мне запрещаешь?
— Потому что твой разум горит! — прежним тоном вымолвила она. — Ты впадаешь в истерику!.. А разум гоя всегда холоден и спокоен. Не перестанешь думать сойдешь с ума. Ты не первый!.. Пока имею силу — охраню тебя и спасу. Потом — не знаю... Научись владеть собой. Остуди голову! У тебя жар!
— Неужели я никогда не вернусь туда?
— Ты пока не готов к познаниям Известий, — металл в ее голосе начал плавиться. — И пусть тебя это не смущает. Ведь ты пришел к нам из мира, которым правят кощеи. Они используют жар твоего разума, получают чистую энергию и за счет нее становятся бессмертными. Всю свою историю человечество стремилось избавиться от кощеев, но жажда свободы зажигала огонь сознания и становилась питательной средой. Как только кощеи начинают голодать, принимаются рассеивать мысль о свободе, насыщают человеческий разум нетерпением, желанием борьбы, истеричностью... С горячей головой никогда не разорвать этот круг. Пока ты не научился управлять собой, забудь дорогу в пещеры, не вспоминай о сокровищах. А я тебе помогу, — она по-матерински обняла его, прижимая голову к груди. — Ты прошел испытание золотом. Впереди самое трудное, но ты не бойся, иди... Даже если меня лишат косм и я потеряю с тобой космическую связь, останется сердечная. А над сердцем женщины даже Атенон не имеет власти!
Она осторожно уложила его, легким движением рук расслабила напряженные мышцы. Жгут тяжелых волос сам собой распустился, и, обретя невесомость, ее космы лучились теперь перед глазами, касались лица и вызывали легкий, щекочущий озноб.
— Повинуюсь тебе, — проговорил он. — Твоему сердцу и уму. Исполню всякую твою волю!..
— Слушай мои руки...
— Но я боюсь холодного разума! Он способен остудить самое горячее сердце...
— Повинуйся рукам моим...
— Лед и пламень!.. А я хочу остаться человеком... Отчего ты плачешь? Тебе, должно быть, стыдно плакать... Ты же Валькирия!
Он не хотел засыпать и противился дреме, предчувствуя если не коварство сна, то новую неожиданность, которая ждет его после пробуждения. Чтобы не потерять реальности, он перехватил руку Валькирии, сжал ее в своих ладонях, и все-таки в какой-то момент явь ускользнула...
А просыпаться он начал оттого, что ему кто-то стал отпиливать левую руку. Явь возвращалась очень медленно, а блестящая хирургическая ножовка работала быстро, отгрызая кисть у самого запястья. И когда ему начали отпиливать правую руку, Русинов пришел в себя и совершенно спокойно подумал, что это ему определили такое наказание. Валькирии отрежут волосы, ему — руки...
Он с трудом разлепил загноившиеся глаза: Петр Григорьевич сидел подле него и, зажав между колен кисть руки, методично орудовал слесарной пилой. Плоть потеряла чувствительность, казалась чужой, а запястья были плотно забинтованы, наверное, для того, чтобы не текла кровь... Кажется, Валькирии удалось погасить его горящий разум, ибо реальность он воспринимал с холодным, невозмутимым рассудком. Похоже, был уже вечер: низкое солнце пронизывало дом пчеловода длинными пыльными лучами. Он не помнил, каким образом его перенесли из бани в избу, да и не старался вспомнить, воспринимая все происходящее как данность.
Пчеловод закончил работу, но, странное дело, руки оказались на месте. Только теперь без стальных браслетов от наручников.
— Тебе эти украшения ни к чему, — как-то незнакомо и сухо проговорил Петр Григорьевич. — Вставай, будем ужинать.
Русинов сбросил с груди одеяло, однако не встал. На солнечном сплетении он ощутил металлический холодок и медленно дотронулся рукой — железный медальон с изображением сидящего сокола...
— Где... Ольга?
— Не задавай вопросов, — обрезал всегда приветливый и добродушный пчеловод. — Делай то, что приказано.