– «Вторчермет» видел? – протянул Иван Ильич. – Да еще на восточной окраине, почти на выезде… Богатым, богатым может место оказаться. В старых байках говорят, что где-то там было место, где все железо резали тогда, что по всему большому городу собирали. А главное – там оно храниться могло под крышей. Могло и не сгнить за все эти годы.
– Кто ж даст железу сгнить?
Игорь скосил глаза на лопату, которую Иван Ильич тщательнейшим образом оттер от земли, грязи, протер от влаги, прежде чем сделать перерыв в работе.
– Мертвяки дадут, что им железо. А ведь триста лет они там хозяева.
– Так ржу и отчистить можно.
– Эх, Игорек, не видал ты настоящей ржавчины, когда тронь и в труху оседает. Я, правда, тоже такого не видел, но читал.
– Так, может, там уже одна труха? – засомневался Игорь.
– Не должно, – с сомнением ответил учитель. – Если под каменной крышей лежало, могло и поржаветь, да не до конца. Как хранилось. А еще, там может быть инструмент! Бросай тогда эти железяки к зомбовой матери и хватай инструмент. Любой. Сверла, резцы, полотна для ножовок. Эх, железа-то на самом деле много еще по земле лежит, да не со всем совладаешь. Вот раньше железная дорога была, помнишь, учили? Да и под Каргопольем видеть должен был. Железа там лежит прорва. А что с ним делать? Ни отпилить, ни отрубить – нечем, кончился инструмент. Поэтому и в цене сейчас то железо, что обработать можно легко: листы тонкие, трубы и прочее. А с железной дороги – если только на Большой Камень продать, да кто ж те дуры попрет?
– Эх, умели же предки железо прямо из земли добывать!
– Умели, – согласился учитель. – Когда Большая Беда пришла, много знающих людей погибло, а тем, что уцелели не до того было. Да и железа после предков осталось на сто лет вперед лежать, людей то немного выжило, хорошо, если один из десяти. Поэтому никто и не занимался добычей, так все было. Да и не до добычи было в первое время после беды, надо было с голоду не перемереть и не передраться за землю да припасы. А как стало наследие предков к концу подходить – так уже и не знает никто, что да как делать. Повымерли последние знатоки, да. Вот с той же картошкой…
– За Большим Камнем и сейчас могут знать, – возразил сын невежливо, не давая отцу отвлечься на тему, одну из излюбленных. – Чего только оттуда купцы не привозят. Те же капсюли.
– Может, и знают, да нам не говорят, – невесело усмехнулся отец. – Там всегда знаний было побольше. Это в первые годы беды там творилось такое, что нам завидовали. У них, думаю, хорошо, если один из ста выжил. Да только у них там все рядом. И железо, и нефть, и хлеб, и рек много, чтобы возить все. Другие народы рядом, опять же.
– Беспокойно, поди, – усомнился Игорь. – Мы вон с одними степняками сколько хлебаем…
– Да уж не сомневайся, – ответил учитель. – Спокойствия там мало. Зато и знания множатся быстрее. Почем они капсюли продают? Или бумагу? А почем зерно и овощи покупают? Кормим мы Большой Камень, а они нам всякое подкидывают. Ну и степняки дальше Исети не доходили на моей памяти. Тоже наша работа.
3
– Так вот ты какой, «Вторчермет», – тихо проговорил Игорь уважительно, глядя на вывеску.
Время не пощадило её, прочитать надпись можно было лишь с великим трудом, настолько облупилась и выгорела краска.
Высадились искатели сокровищ на островке, где и переночевали, отдыхая от пути на веслах против течения. Пришло их восемь человек. Были Борис с двумя своими людьми да Игорь с Митькой Длинным и еще троими хлопцами посмышленее. С утра они переправились на западный берег реки, и двинулись к «Вторчермету». Струг оставили на попечение двоих белозерских дружинников, которые и отогнали его назад, на остров. Там они и стали ждать возвращения товарищей.
Отряд пробрался по дачному поселку, а затем – полем. За всю дорогу не встретилось им ни одного неупокоенного. Оно и понятно, зачем им на воздухе маячить, под солнцем, дождем и ветрами. Предками еще замечено – мертвяк прячется в темноту и прохладу, если добычи нет. В темных же местах они могут обнаружиться десятками сразу. Потому и двигались люди как можно тише, без разговоров. Так и дошли они до старой промзоны, где увидели вывеску.
Едва Игорь заговорил вслух, как зашевелилась куча невнятного мусора под той стеной каменного сарая, на которой висела вывеска, что привела сюда друзей с дружинами. Куча та выглядела как какое-то тряпье, припорошенное пылью. Но лишь до тех пор, пока не выяснилось, что это степняк в зимней одежке, который лежал в тени. Степняк был мертв, это было яснее ясного. Хоть и не было видно ран, увечий, одежда не была залита кровью, но обвисшее лицо, ломаные неуверенные движения и пустые глаза выдавали неупокоенного как есть. Видать, был здесь зимой тот степняк, да случилось что, вот и помер тут. А сейчас оттаял да и лежал покойно, пока рядом живые не оказались. Тогда он уж и встал, живой человечины отведать. Да только беспокойники неуклюжие, когда только пробудились от своего сна, который от смерти не отличишь на взгляд. Побрел к людям мертвый степняк, даже руки протянул, так добраться хочет.