Эта часть Пустыни представляла собой ряды округлых холмов, похожих на песчаные дюны на берегу, но холмы эти были не из песка и ветер не перемещал их. Бриксия шла извилистой тропой между холмами, а они поднимались все выше, и горизонт сужался.
Ощущение единства с миром, охватившее девушку под деревом, постепенно ослабевало по мере того, как Бриксия углублялась в холмистую местность. На склонах холмов росла жесткая трава, не похожая на настоящую; скорее, она напоминала шерсть присевшего перед прыжком зверя. Эти звери позволили ей зайти поглубже в стаю, чтобы она стала их легкой добычей…
Воображение… но обычно такие воображаемые картины ей не были свойственны. Бриксия даже дважды останавливалась и тыкала концом копья в холм, чтобы убедиться, что это только земля и трава, что никакой угрозы нет.
Потом в ее сознании возник новый вопрос. Эти пригнувшиеся угрожающие существа — почему она их боится? Она привыкла к страху, но всегда опасалась чего-то осязаемого: волков ее собственного племени, холода, голода, болезни — всего того, что готово обрушиться на беспомощного или неосторожного. Но никогда она не боялась воображаемого противника.
Бриксии хотелось убежать — куда угодно, в любую сторону, только подальше от этого извилистого пути. Лучше сухая выжженная Пустыня, чем это! Но она боролась со своим желанием; вместо того, чтобы побежать, она сознательно замедлила шаг, сосредоточилась на одном деле — поиске следов, оставленных теми, кто прошел перед ней.
И только тут Бриксия поняла, что хотя время от времени попадаются отчетливые следы обуви, она не видит ни одного кошачьего следа. Ута не оставила ни одного отпечатка.
Бриксия резко остановилась. Отсутствие следов кошачьих лап… для нее это прозвучало сигналом тревоги. Она не понимала, почему ей так важно было идти по следам кошки, но это было именно так. Девушка остановилась и начала оглядываться.
Мысль о том, чтобы вернуться назад по своим собственным следам, ей не понравилась. Наверно, в этом нет необходимости, убеждала она себя. Однако… рука ее невольно устремилась к цветку, лежащему в безопасности на груди… Но… она была так уверена, словно услышала громко произнесенный приказ… уверена в том, что должна это сделать.
А холмы вокруг приобретали все более странные, угрожающие очертания. Бриксии казалось, что только когда она смотрит прямо на них, они неподвижны. Краем зрения она, борясь со страхом, замечала, что они увеличиваются, уменьшаются, меняют форму…
Она побежала, по-прежнему прижимая рукой цветок к сердцу, в другой держа наготове копье. Потом…
Прямо перед ней очутился холм, он словно выскочил из-под земли, преграждая ей путь. Ее собственный след лежит перед ней… и исчезает на склоне этого холма. Не может быть… это обман зрения. Девушка вспомнила полузабытые рассказы Куниггод. Подняла копье и, не раздумывая, метнула изо всех сил.
Острие вонзилось в землю, древко задрожало. Не иллюзия. Холм не дает ей вернуться. Она попала в какую-то ловушку. Бриксия подошла и выдернула копье.
Она не должна поддаваться панике. Но она дрожала, руки у нее вспотели. Не хотелось поворачиваться спиной к этому холму, которого здесь не должно быть. Но придется сделать выбор. Оставаясь на месте, она ничего не добьется. Она давно научилась идти навстречу опасности, встречать лицом то, чего нельзя избежать, и лучше раньше, чем позже, пока страх не ослабил решимости.
Снова она зашагала по тропе, по которой шла раньше. Следы обуви были отчетливо видны. На самом ли деле здесь проходили трое? Давно ли ее отвлекли от настоящего следа? Бесполезно было задавать себе эти вопросы сейчас. Теперь ей приходилось рассчитывать только на себя.
Однако тот, кто установил эту ловушку, не торопился показаться, объявить о своем присутствии. И это тоже показалось ей утомительным. Постоянно быть готовой к нападению, которого все не происходит, — это притупляет бдительность, как может затупиться острое лезвие.
Обогнуть один холм, потом другой, потом…
Как будто она вышла из темной комнаты на полный свет дня. Ей хотелось оказаться в Пустыне, избавиться от тени, отбрасываемой холмами. И вот ее желание осуществилось, но увиденное совсем не обрадовало девушку.
Перед ней тянулась открытая местность, лишенная даже отдельных кустов или островков травы, какие встречаются на краю Пустыни. Только желтая с красными полосами земля, изрезанная щелями, расходящимися в разных направлениях. Бриксия не могла поверить, чтобы их прорезала вода во время какого-то прошлого наводнения.
Как кулаки, грозящие небу, поднимались огромные голые камни, тускло-красные с черными прожилками, а в небе висело солнце, и жар от него был, как из открытой двери печи.
Бриксия ахнула. Идти дальше, поставить босую ногу на эту раскаленную почву — это невозможно. Как ни опасается она лабиринта холмов, придется туда возвращаться. Она должна вернуться…
Но где проход, через который она только что попала сюда?
Бриксия покачнулась, вцепившись в копье, упираясь им в землю. Покачала головой, закрыла глаза, постояла так какое-то время, потом снова посмотрела перед собой.
То, что она видит, должно быть иллюзией! Огромные массы земли не могут перемещаться за короткие мгновения, чтобы закрыть ей выход! Но как ни смотрела Бриксия направо и налево, она видела только крутую земляную стену, без всяких разрывов и щелей.
Бриксия бросилась туда, где должен был находиться проход. Одной рукой вонзила копье в землю, другой ухватилась за траву и подтянулась. Если нельзя просто пройти, она попытается перелезть.
Края травы оказались острыми, как только что заточенное ею лезвие… неужели она точила его всего день назад? Девушка ахнула, поднесла пальцы ко рту, лизнула кровь, выступившую яркими полосами на ладони и запястье. И отдернула ногу, на которой появились такие же глубокие порезы.
Присев у основания холма, где его влажная почва встречалась с сухой землей Пустыни, Бриксия попыталась рассуждать логично. Несомненно, произошло нечто не доступное человеческому пониманию. Она должна признать, что это угроза. Что-то бесконечно чуждое всему, что ей знакомо, заставило Бриксию прийти к этому месту.
Она сделала мрачный вывод, что пути к отступлению нет. Она может пойти вдоль основания стены на север или на юг, но сомневается, чтобы таким образом ей позволили отдалить ждущую ее участь. Бриксию охватило ощущение страшного сна, приближения ужасной Тьмы.
Оставаться на месте и покорно ждать катастрофы? Нет. Она призвала всю решимость, с какой не раз в прошлом встречала опасность.
— Я жива, — яростно заявила она Пустыне. — У меня есть руки, ноги, тело, есть мозг… я Бриксия! И повинуюсь только своей воле!
Никто не ответил на ее вызов, только вдалеке резко крикнула какая-то птица. Девушка облизала пересохшие губы. Как давно пила она сок дерева! А в этой красно-желтой пустыне совсем нет воды.
Но ей придется туда идти — по своей воле, когда она сама так решит, а не по воле чуждого разума, заманившего ее сюда. Бриксия сняла кожаную крутку и принялась ножом разрезать ремни, которые сама же с таким трудом завязывала. Потом соорудила грубую обувь, обернув ноги кожей до голени и обвязав их покрепче ремнями.
Закончив эти приготовления, девушка встала и, прикрывая глаза от солнечного блеска, снова оглядела иссеченную трещинами равнину. Трещины образовывали такую густую сеть, что пройти между ними напрямую было невозможно. Кое-где виднелись высоко вздымавшиеся огромные камни, под ними могла найтись тень. Но горизонт затягивала дымка, и девушка не могла определить, поднимается местность или опускается.