— А вот и мы, — доносится из коридора заметно повеселевший голос Марты, — правда мило со стороны Кухни позволить нам воспользоваться ее магией в этом крыле?
Кто-то посмеивается, кто-то приветствует Марту, но никто не гнушается прихватить по тарелке с подноса.
А я облегченно вздыхаю, тихо радуясь, что до меня не дошла очередь откровенничать. Я еще не готов объяснять, почему оказался в этой компании. Мне хватает того, что я уверен: Библиотека единственная, но самая надежная защита для Марты, в этих стенах ей совершенно ничего не грозит.
— Ты им не скажешь, Гектор? — шепчет мне на ухо цветочная фея.
— Не сейчас, Лисси. Еще не время. Я не вправе запереть ее здесь. Пусть она сама это решит, — я кошусь на фею и все-таки рискую спросить, — А ты ничего не хочешь мне сказать?
— Только одно: те, что говорили — на твоей стороне. Но говорили не все. Ты же понимаешь, я теперь не скоро смогу сделать это для тебя. Так что, дальше уже думай сам. Извини.
— Ну что ты, малышка! Это ты меня извини за то, что заставил тебя потратить столько силы. И спасибо тебе. Ты очень мне помогла.
Вот так. Мой маленький детектор лжи не мог вычислить тех, кто молчал. Остается вспомнить, кто же это был. Если среди нас есть слабое звено, я, по крайней мере, могу ограничить круг его поисков.
Марк
Тихий, просящий стук в дверь. Ну, кого нелегкая принесла, спрашивается? Так хотелось расслабиться после душа. Теперь нужно срочно облачаться в штаны и рубашку.
— Открыто, — крикнул я и поспешно заскочил обратно в ванную, — Одну минутку.
— Марк? Я не помешала?
О, Господи! Этой девчонке дашь палец, она откусит всю руку. Надо было наорать на нее тогда, когда обнаглела настолько, чтобы спрашивать, на какую лошадь я поставил. Теперь она, видимо, решила, что имеет право вламываться ко мне в номер.
— Джесси, какого хрена?! — прорычал я.
Получилось, наверное, не очень убедительно. Одним голосом ее не проймешь. Поспешно заправив рубашку в брюки, я вывалился в гостиную и навис над нахалкой.
— Ну, и что тебе здесь надо?
— М-марк? — в голосе дрожь, в глазах решимость, подбородок вздернут, и вся она готова идти на штурм.
— Джесси, тебе что, заняться нечем? Пойди, посиди с ребятами в баре, отпразднуй наш очень приличный результат в гонке. Можешь даже немного выпить, я разрешаю. Здесь-то ты что забыла?
— Я… вот… — она протянула мне чек.
Я уставился на него, не веря своим глазам.
— Джесси, что это?
— Мы поставили на Уинд Стар всю нашу зарплату за прошлый месяц.
— Вы?
— Мы все. Ребята тоже. Мы хотели… в общем, вы не думайте, это только выигрыш. Никто ничего не потерял. Это на жеребца. Тэд говорит, вам понравились Шутер и Спринг Рейн. С этим вы сможете поторговаться за обоих. Разве нет?
— Сядь, — резко приказал я и сам опустился на диван.
Джесси птичкой пристроилась на подлокотнике кресла и выжидающе уставилась на меня. А я не знал, что сказать. Не мог понять, что случилось. Мне казалось, мои работники ненавидят меня. Меня трудно любить. Может быть, даже невозможно. У меня слишком тяжелый, агрессивный и волевой характер и слишком отвратительное, чтобы вызывать симпатию, тело. Меня не за что любить. Да и сам я не люблю никого. Кроме лошадей.
Я даже сына своего запретил себе любить, ведь я не вызываю у него ничего кроме ненависти. Мне больно видеть в нем уже проявившиеся, несмотря на все старания бывшей жены, первые признаки того безумного гормонального взрыва, что однажды превратил меня, молодого крепкого мужчину, в гору жира. Это заложено в генах, и поделать ничего нельзя. Разве что не позволять себе превращаться в аморфную массу, продолжая жить в отвращении к самому себе. Моему сыну еще предстоит пройти долгий путь, чтобы понять это.
А я уже пришел к финишу. Я смирился с тем, что ни чем не могу вызывать симпатии, и это не прибавило мне хорошего отношения к людям. Я перестал чего-либо ждать от них, кроме насмешливых и презрительных взглядов. Поэтому уже несколько минут пялился на лежавший на столе чек и не мог понять, как он здесь оказался.
Мои работники выиграли для меня деньги. Зачем? Я и сам мог бы это сделать, если бы посчитал риск целесообразным. Но я не рискнул. А они — рискнули. Едва ли кто-то обратил бы внимание на то, что одна из отхвативших куш в том забеге — моя наездница. Господи, да посчитай я возможным попросить их, я сам дал бы денег на ставку. Но мне и в голову не могло придти, что хоть кто-то откликнется на мою просьбу. А приказать такое… Я, конечно, тиран и деспот, но, честное слово, не самодур.
— Джесси… — голос почему-то изменил мне, и я почти прохрипел ее имя, — Джесси, почему вы это сделали?