Дай бог, чтобы мое прощение совпало с Вашим освобождением – оно бы вновь даровало нам счастье. Моя душа настолько связана с Вашей, что Вы не можете не испытывать никакого страдания без того, чтобы я не страдала в такой же мере. Я уверена, если бы эти добрые господа увидели мои слезы, они имели бы ко мне сострадание, даже если бы у них были деревянные или каменные сердца… Я сделаю все от меня зависящее и буду просить за Вас заступничества перед богом, и это же будут делать наши детки, которые Вам кланяются и так страстно желают Вас видеть, как и я. И никогда больше не пишите «Ваш недостойный супруг», так как все забыто».
Такое событие в изгнании несомненно отразилось на характере Марии Пейпелинкс, вместо потерь, высшее развитие личности женщины, которая родила еще двух сыновей – Филиппа в 1574 и Петера Пауля Рубенса в 1577 году в немецком городке Зинген. После смерти мужа она вернулась в Антверпен, приняла католичество и определила младшего сына, вероятно, и Филиппа, в латинскую школу, в которой преподавали ученые иезуиты. Языки, теология, античная мифология – Рубенс еще в школе получил прекрасное образование, и в это же время он проявляет природное дарование к живописи, чему всячески содействует его мать, тем более что Филипп идет по стопам отца. В 1598 году Рубенс был принят в антверпенскую гильдию св. Луки с правом быть свободным художником. «Портрет мужчины 26 лет» (1597) свидетельствует о близости молодого художника к нидерландской школе живописи, прославленной Яном ван Эйком, что естественно. Но также естественно для того времени и особенно для Рубенса его жизнь в Италии – с 1600 по 1608 гг.
Он прямо направился в Венецию, очевидно, сознавая свое родство с венецианской школой живописи. Он копирует Тициана, но это не было ученичеством, он будет изучать и копировать Тициана в течение всей своей жизни, – это было для него, как перечитывание классики. Рубенс окунулся в эпоху Возрождения не только как художник, но и как личность, а именно ренессансная личность с ее деятельной волей и разносторонними интересами.
Он изучает памятники античности и Высокого Ренессанса и как теоретик искусства, он поступает на службу к герцогу Винченцо I Гонзага в Мантуе – не просто в качестве придворного художника, а дипломата; он проводит многие месяцы в Риме, во Флоренции, в Венеции и Генуе, а в 1603 году едет с поручениями и подарками от имени герцога в Испанию ко двору короля в Вальядолиде. Разумеется, при дворах правителей Рубенс исполняет и заказные работы, как впоследствии при английском и французском дворах. В Испании Рубенс познакомился с Веласкесом, который по его совету посетит Италию (а Пуссен – он почти всю жизнь провел в Италии).
В 1608 году Рубенс получает известие о болезни матери и возвращается в Антверпен. Он не застал мать в живых, но она, умирая, знала, что ее сын в Италии обрел как художник всеевропейскую известность. Многолетняя борьба против владычества Испании привела к разделению южных и северных провинций Нидерландов; в 1609 году северные обрели независимость в результате перемирия между Испанией и Голландией, а южные провинции, с Фландрией, став самостоятельным государством, фактически остались под властью испанского короля.
Рубенс по возвращении на родину, видимо, вновь ощутил себя фламандцем; принятый на службу при дворе эрцгерцога Альберта и эрцгерцогини Изабеллы в Брюсселе в качестве придворного художника, а когда нужно и дипломата, он оговаривает для себя право постоянно жить в Антверпене и начинает новую жизнь женитьбой на Изабелле Брант, дочери юриста восемнадцати лет.
Если Рубенс писал в Италии и Испании парадные портреты в стиле барокко, то «Жимолостная беседка» возвращает художника 32-33 лет к истокам фламандской школы, но уже на высоте Тициана и Рафаэля, только во Фландрии, отныне заключающей в себе чудесный мир мировой живописи в его ярчайших проявлениях.
«Четыре философа» (1611-1612), «Портрет камеристки инфанты Изабеллы» (Середина 1620-х), «Портрет Изабеллы Брант» (Около 1626) – это ренессансные шедевры, высокая классика, когда о барокко или «духе Фландрии» не приходится говорить, поскольку здесь торжествует эстетика Ренессанса.
Но и Фландрия не отпускает Рубенса. После смерти Изабеллы Брант в 1626 году художник писал своему другу Пьеру Дюпюи: «Поистине я потерял превосходную подругу, которую я мог и должен был любить, потому что она не обладала никакими недостатками своего пола; она не была ни суровой, ни слабой, но такой доброй и такой честной, такой добродетельной, что все любили ее живую и оплакивают мертвую. Эта утрата достойна глубокого переживания, и так как единственное лекарство от всех скорбей – забвение, дитя времени, придется возложить на него всю мою надежду. Но мне будет очень трудно отделить мою скорбь от воспоминания, которое я должен вечно хранить о дорогом и превыше всего чтимом существе. Думаю, что путешествие помогло бы мне, оторвав меня от зрелища всего того, что меня окружает и роковым образом возобновляет мою боль…».
Здесь удивительны и глубина переживания, и сила мысли, подвергающая анализу состояние души. Рубенс недаром изобразил себя и своего брата Филиппа, гуманиста, среди четырех философов, при этом бросается в глаза: он выглядит старше своего старшего брата, стоик по своему миросозерцанию, а по внешнему впечатлению – величайший жизнелюб, но здесь нет противоречия, такова эстетика Ренессанса. Путешествия Рубенса связаны с его активной дипломатической деятельностью; после заключения мира между Англией и Испанией в 1630 году он был возведен в дворянское достоинство испанским и английским королями; правда, достичь мира между Южными и Северными Нидерландами ему не удается, и он снова возвращается в Антверпен, с решением жениться.
Рубенс писал своему другу Пейреску: «Правда, я был в великой милости у светлейшей Инфанты (да дарует ей Господь райское блаженство) и первых Министров Короля, а также завоевал расположение тех, с кем вел переговоры в чужих краях. Вот тогда-то я и решился сделать усилие, рассечь золотой узел честолюбия и вернуть себе свободу, находя, что нужно уметь удалиться во время прилива, а не во время отлива, отвернуться от Фортуны, когда она еще улыбается нам, а не дожидаться, когда она покажет нам спину…
Теперь, слава Богу, я спокойно живу с моей женой и детьми (о чем господин Пикери, вероятно, рассказал Вашей Милости) и не стремлюсь ни к чему на свете, кроме мирной жизни. Я решил снова жениться, потому что не чувствовал себя созревшим для воздержания и безбрачия…
Я взял молодую жену, дочь честных горожан, хотя меня со всех сторон старались убедить сделать выбор при Дворе… Я хотел иметь жену, которая бы не краснела, видя, что я берусь за кисти, и, сказать по правде, было бы тяжко потерять драгоценное сокровище свободы в обмен на поцелуи старухи».
«Сад любви». (1631). В этой большой аллегорической картине, которая отдает скорее классицизмом, чем барокко, что естественно для Рубенса, поскольку он осознанно придерживается эстетики Высокого Ренессанса, мы узнаем в правом углу входящих в Сад любви художника и его молодую жену.
«Портрет Елены Фоурмент с ее старшим сыном Францем». (1634-1635). Здесь та же тема мадонны с младенцем, обретшая чисто светский и даже бытовой характер, но сохраняющая возвышенность и сокровенность женской красоты и материнства.
«Вирсавия». (Около 1635). Библейская история, по эстетике Ренессанса, предстает как вневременное событие, которое смыкается с настоящим, перед художником его модель, он должен воспроизвести красавицу, она, как нарочно, обнажает ее прелести, не смущаясь ни слуг, ни царя Давида в отдалении, ведь все происходит сейчас – и в вечности. В вечности мифа и искусства.