Выбрать главу

На основе этих наблюдений мы разработали план ловли летучих мышей. Так как мы провели некоторое время в лесной глухомани, а вдобавок приближался день рождения одного из нас, мы решили, что небольшое развлечение вполне оправданно и никому не повредит.

В разработке планов большой энтузиазм проявили и остальные двое белых обитателей Мамфе. Было решено устроить бал-маскарад с охотой на летучих мышей.

После чаепития, в пять часов, к порогу дома управителя округа был подан старенький «форд». Участники маскарада уже собрались, одетые в сногсшибательные по разнообра­зию импровизированные костюмы: «чисто галльский охот­ник-спортсмен», «доблестное подражание генералу Герингу, снарядившемуся для охоты на кабана в Польше», «янки в тропиках» и «далекий от спорта английский сквайр». Шофер-африканец нарядился в пилотку и рубашку небесно-голубого цвета, так что мы даже не могли сообразить, то ли он участвует в общем маскараде, то ли вырядился в местный «выходной костюм», или его поступок в некотором смысле нарушает субординацию и потому заслуживает нарекания. Единственными нормальными членами экспедиции были пя­теро наших препараторов, которые явились в своей обычной форме — в серых рубашках и белых шортах, неся ружья и сачки.

Компания отправилась по дороге мили на три в глубь леса, а затем рассредоточилась, и каждый занял свой номер над какой-нибудь из дренажных канав. Летучие мыши не заставили себя долго ждать. Началась непрерывная пальба, но мелкие зверьки метались так быстро, что просто мелька­ли перед глазами, пересекая пространство между отверсти­ем канавы и стеной близкого леса. Никто не попал в цель, хотя мистер Горгес, начальник округа, дважды прицелился настолько точно, что сбил летучую мышь с курса. Животные порхали кругами, потеряв направление, и Басси, стоявший у ближнего конца своей канавы, нырнул в нее и изловил добычу сачком. Но во второй раз добыча влетела в дренажную трубу, и Басси полез за ней. Когда он скрылся из виду, с другого конца забил настоящий фонтан из летучих мышей. Я подбежал к мистеру Горгесу, и мы попытались подстрелить, кто сколько сможет. Мы весело палили в темное отверстие канавы, как вдруг среди мечущихся крыла­тых мишеней возникла коричневая, как каленый орех, голова Басси. По счастливой случайности мы в ту минуту перестали стрелять. Оказывается, он прополз всю канаву насквозь.

Это навело нас на новую мысль. Мы спустились в канаву и залегли лицом к противоположному отверстию. Как только достаточное количество летучих мышей влетело в туннель, приблизилось к нам и почуяло нас, мы выпалили. Нам так и не удалось попасть ни в одну из них, однако, оглушенные грохотом выстрела и воздушной волной, животные, чтобы «перевести дух», прицепились к потолку, и тут их живьем собрали посланные нами африканцы.

В результате у нас оказалось очень много представите­лей второй разновидности Hipposideros caffer. Все они были с буроватым оттенком и гораздо мельче особей из других мест.

Такой метод коллекционирования — просто детская игра по сравнению с хитроумными техническими приемами и величайшим терпением, которые Джордж проявил, чтобы подстрелить зверька другого вида. Речь идет о самых мелких летучих мышах, каких мне только случалось видеть: по размерам тела они, вероятно, заняли бы первое место среди мельчайших млекопитающих (хотя на эту честь претендует еще белка-крошка — Nannosciurus). Тушка крошечной лету­чей мыши в освежеванном виде размером не больше шмеля.

Как я уже упоминал, Джордж применял в лесной чаще свой метод — он скрывался в засаде и подстерегал животных на переходах. Однажды вечером, затаившись по обыкнове­нию в засаде, он увидел высоко в небе несколько очень мелких существ, полет которых резко отличался от обычного полета летучих мышей, и Джордж принял их за ласточек. Решив выяснить, что это такое, он с более чем похвальным честолюбием задумал подстрелить парочку — задача, от ко­торой я бы заранее отказался как от совершенно безнадеж­ного дела. Тем не менее он отыскал наконец место, откуда открывался вид поверх крон деревьев. Там он и просидел несколько вечеров в терпеливом ожидании, пока одна зверюшка не подлетела случайно на расстояние выстрела. Таким трудоемким методом он добыл два экземпляра лету­чей мыши редчайшего вида (Glauconicteris beatrix). Они были темного серо-стального цвета, с простыми носами, как у собак.

Мы поймали и представителей вида, оказавшегося очень редким, — подковоносов (Rhinolophus landeri) в количестве четырех штук. Когда мы жили среди приветливых племен в северных горах, у нас был заключен своего рода трудовой контракт с охотником по имени Афа, о чем я уже упоминал. Однажды я спросил его о летучих мышах, показав для наглядности набитую тушку.

— А! — ответил он на своем языке. — Я знаю, где такой спит.

Это замечание настолько меня поразило, что я усомнил­ся: не подвело ли меня весьма слабое знание языка? Однако Афа куда-то исчез и вернулся только перед самыми сумерка­ми. Он извлек живую летучую мышь из своего мешочка для пороха и показал нам тот самый вид — с шелковистой серой шерсткой, пучками рыжих щетинок под мышками и распяти­ем, вылепленным из живой плоти, на носу.

Оказалось, что Афа ходил, а точнее, лазал за девять миль, в крохотную пещерку, которую и я потом посетил (он заметил там это животное, висевшее на потолке, несколько дней назад, когда прятался от дождя).

Еще два редких вида, один из которых оказался новым для науки, попались совершенно случайно. По окраске и размерам этих летучих мышей нельзя отличить друг от друга — оба вида голубовато-серые и небольших размеров. Только носовые лопасти и уши указывают на. то, что виды различные. Одну из представительниц нового вида (рода Hipposideros) начальник округа подстрелил в собственном доме. Другая — ганский подковонос (Rhinolophus alcyone) — опустилась к моим ногам, когда я подстрелил белку на дереве возле плантации. Шальная дробинка пробила ей голову навылет. Такой летучей мыши я еще не видел.

Перед тем как вернуться домой, мы посетили Нко — большую деревню вниз по течению Поперечной реки. Нас ожидало неслыханное гостеприимство местных жителей. Они до тех пор видели «белых людей» только поодиночке, в жизни не слышали граммофона и, как я подозреваю, не могли даже вообразить, что на свете существуют охотники на жуков, да еще в сопровождении свиты из сорока без малого человек (к тому времени наш. штат препараторов, трапперов, коллекторов и домашней прислуги разросся имен­но до таких размеров).

Когда мы объявили, что нам нужны все здешние живот­ные и. мы за них заплатим, местное население, как один человек, скрылось в ближайших зарослях и вскоре потяну­лось к нам, неся бесконечное количество животных.

Позднее, к вечеру, в нашу честь были устроены ритуаль­ные танцы. В головных уборах разных идолов джу-джу я приметил высохшие останки неизвестной мне летучей мыши. Я спросил вождя, не сможет ли он достать мне несколько живых животных. Он помрачнел. После долгих и настойчи­вых усилий мне едва удалось выяснить, что это животное пользуется большим уважением, связанным с джу-джу пло­дородия. Однако денежный взнос в личную казну вождя, а также наша быстро подмеченная вождем неприязнь к мисси­онерам, почти равная по силе его собственной, смягчили его, и он послал в лес стайку мальчишек.

Те вернулись довольно скоро, неся пригоршни бьющихся маленьких кожанов (один из видов рода Eptesicus), среди которых был даже альбинос. Потом я набрел на «жилу», из которой добывали зверьков. Это оказалось маленькое святи­лище джу-джу не больше чем в двух сотнях ярдов от хижины, где мы поселились. Под крышей святилища спало бесчисленное множество летучих мышей, обильно покрыва­ющих алтарь своим гуано, но его аккуратно сметали, оставляя посередине пятно в форме гигантской летучей мыши с распростертыми крыльями.

Плодоядные рукокрылые, или мегахироптера, обычно крупнее плотоядных, и на Востоке многие из них имеют размах крыльев до четырех футов (1 м 20 см). Мы добыли восемь видов этой группы, но четыре вида оказались довольно мелкими. У них нет носовых лопастей, а уши самые обычные. И тем не менее головы их поразительно разнооб­разны по виду: у одних она точь-в-точь как у теленка, у других смахивает на мастифа, а у молотоглава голова похожа на лошадиную больше, чем у любого другого живот­ного.