Как-то раз мы раскинули лагерь в горах Ассумбо, на небольшом клинышке покрытой травянистым ковром земли, врезавшемся в полосу горного леса. Это был третий лагерь, из которого мы делали вылазки, знакомясь с жизнью животных этого дикого горного района. Место было пустынное. Отделенное от всего вокруг милями чистого, непотревоженного воздуха и высоко вознесенное над суетливой жизнью тропических лесов, оно казалось совершенно отрезанным от остального мира. Насколько хватало глаз, повсюду высокие травы колыхались под вздохами ветра, мерцающие волны блеска прокатывались по ним снова и снова, как прибой у широкого берега. Наша небольшая стоянка приютилась в долинке, обрамленной странными всклокоченными деревьями, забравшимися на небывалую высоту, а сквозь них пробивался, звонко журча, широкий, кристально чистый ручей.
Пробраться сквозь горные леса можно было только двумя способами: или по необычайно узким тропкам, проложенным крупными копытными, или двигаясь вброд по руслам ручьев и речушек. Мы проходили и теми и другими путями, хотя вечерами, как правило, использовали русло главного ручья.
Это не такой уж легкий путь. Попытаюсь вам объяснить. Прозрачная вода течет по руслу, то узкому и глубокому, то широкому и мелкому, но повсеместно загроможденному и усыпанному валунами всевозможных размеров. Временами русло расширяется, образуя тихую глубокую заводь среди отвесных каменных стен, где ледяная вода кажется маслянистой и темной. Но чаще встречаются бесчисленные стремнины; вода бьет каскадами между глыбами с дом величиной, а дальше простираются широкие, длинные, усыпанные валунами отмели, где ручей почти исчезает, разбегаясь сотнями тысяч крохотных струек. Поэтому спускаться вниз по руслу такой речки — дело нелегкое. И все же приходилось из двух зол выбирать Меньшее. По берегам неприступной зеленой стеной поднималась растительность. Даже те, кто знаком с тропическими лесами и мангровыми зарослями крупных дельт, отступят перед настоящим экваториальным горным лесом.
Кажется, что здесь деревья и высота ведут нескончаемую борьбу за власть. Как правило, высота одерживает верх, и деревья уступают место травам, гигантскому кустарнику или еще какой-то поросли. Но иногда деревья побеждают и отыгрываются за потерянные земли. Они разрастаются во всех направлениях — вверх, в стороны, вниз, перепутываясь в сплошную непробиваемую упругую массу. Человек может пробиться через чащу терновника, но никогда не сделает и шагу в этой африканской нерукотворной плетенке. Идти вдоль берега реки было невозможно.
Первые несколько дней после переезда в те места я круглые сутки был занят делами в лагере и вблизи него. Почва была неровная; откуда-то налетали ураганы; дома для персонала возводились неимоверно долго, потому что не оказалось в достаточном количестве прямых молодых деревьев; охотники шли бесконечной чередой; нога у меня болела. А тем временем нагромождались горы всякой писанины. Герцога, как я уже говорил, мы отослали обратно в лагерь, потому что ноги у него сплошь покрылись гноящимися двухдюймовыми ранами, которые называются «тропическими язвами». Его сопровождали и обслуживали один препаратор и один слуга, не говоря уже о шестерых носильщиках-намчи — главной опоре нашей крохотной империи, — которых пришлось послать с ним.
У нас не хватало рабочих рук, работы было невпроворот, еду доставать было негде, а постройка лагеря выматывала нас до отказа. Так что, времени бродить по окрестностям у меня не было.
Может быть, потому, что Джордж быстрее меня справился со своей половиной работы, а может быть, потому, что он занимался лягушками и змеями, а времени устраивать вылазки за ними у нас пока не было, так или иначе, но он сумел вырваться на свободу в первые несколько вечеров и прогуляться с ружьем по окрестным местам.
Он вернулся, рассказывая чудеса о том, что видел, а о плодоядных крыланах поведал подробности, сильно смахивавшие на охотничьи небылицы. Как только наш дом был приведен в жилой вид, я поступил в распоряжение Джорджа, и он повел меня к реке, которую я еще не видел.
Вечер был какой-то странный. Небо — не обложенное тучами, но и не чистое. Солнце светило на западе, среди гор, но небо не отражало ни лучика ппаменного заката, простираясь бледным, бесцветным пологом у нас над головой. Стало сумрачно задолго до настоящих сумерек.
Мы вошли под арку, образованную деревьями над узким руслом реки, и несколько минут брели вниз по течению. Вода доходила до пояса, валуны были не крупнее человеческой головы. Наконец мы вышли из лесного туннеля. Река стала шире, и над ее струящейся поверхностью поднялись высокие скалы. Джордж предложил мне устроить там засаду.
Не успели мы притаиться, как множество крыланов стали шнырять вокруг, совершая разведочные полеты над деревьями вдоль обоих берегов. Можно было подумать, что они все время летают там под прикрытием стены леса и время от времени выглядывают, чтобы подсмотреть, что мы собираемся делать. Рядом с нами росли деревья, на вид совершенно не имеющие съедобных частей, но оказалось, что они как раз полны необъяснимой привлекательности для крыланов, которые стали перелетать к нам с противоположного берега. Об их присутствии нам возвестили звуки — сочное почмокивание и аппетитное чавканье, доносившиеся прямо сверху. Мы не двигались, и новые стаи потянулись вдоль реки, присоединяясь к соплеменникам.
Мы стали стрелять, осыпая дробью летящих животных. Одно из них упало на сухую полосу речного русла. Мы сбегали за ним: оказалось, что это очень крупный экземпляр молотоголового крылана, сородичей которого я видел спящими в пещерах ущелья Манью. Второе животное выглядело совсем иначе. Его, наверное, следовало бы по праву назвать летучей лисицей, хотя шерсть у него была негустая, жесткая и блестящая, как начищенная медь. Третья жертва свалилась в воду почти к моим ногам.
Положив ружье на камень, я спустился в воду, пытаясь поймать добычу, прежде чем ее смоет в главное русло и унесет прочь. Я наступил на что-то твердое и прочное, но не успел сообразить, что это такое, как оно внезапно ожило и рванулось вперед. Я полетел в сторону, в главное русло. Вода здесь казалась спокойной, но на глубине течение было очень сильное. Крокодилов в реке не водилось, и я подумал, что наступил на черепаху. Вода понесла меня и бросила на перекат среди гигантских валунов. Летучая мышь исчезла. Мне пришлось сосредоточить все свои силы на том, чтобы то вплавь, то вброд выбраться обратно к нашей засаде.
Вдруг Джордж завопил: «Берегись!», и я оглянулся.
Сам я тоже заорал и мигом нырнул с головой в воду: прямо на меня, в нескольких футах над водой, неслось черное чудище размером с орла. Я видел его морду только мельком, но мне и этого хватило, потому что его отвисшая нижняя челюсть была вооружена полукругом острых белых зубов с промежутками между ними примерно такой же ширины.
Когда я вынырнул, оно уже исчезло. Джордж смотрел ему вслед и стрелял уже из второго ствола. Мокрый до нитки, я выкарабкался на камень, и мы уставились друг на друга.
— Вернется или нет? — сказали мы одновременно.
И перед самым наступлением непроглядной тьмы оно вернулось, ныряя в бреющем полете над рекой, щелкая зубами, с громким шорохом рассекая воздух широкими, черными, как у мифического вампира, крыльями. Обоих нас это застало врасплох, у меня даже ружье н© было заряжено а зверюга неслась прямо на Джорджа. Джордж моментально пригнулся. Страшилище пронеслось над ним и сразу же исчезло в темноте ночи.
Мы спустились обратно в русло реки и пошли вброд домой, в лагерь, где нас уже поджидали местные охотники, разложившие свой товар на продажу. Они прошли многие мили от своих охотничьих угодий ради этого дела.
— Какой это крылан? — спросил я. — Вот с такими крыльями, — я развел руки в стороны, — и весь черный?
— Олитау! — вырвалось у кого-то громкое восклицание, а затем последовало оживленное обсуждение столпившихся ассумбо.
— Где вы видеть это мясо? — спросил старый охотник среди гробового молчания.