— Этот идиот, этот Первейший из Червяков, поймал Podogona и сам об этом не догадывается!
Оба они наклонились над столом, созерцая, как маленькое существо с растопыренными ножками выбирается из пробирки в кювету.
Это была Podogona.
Так была решена последняя наша задача. После многих месяцев неустанных поисков в самых разных типах почв, в гнилых стволах, в дуплистых и в живых деревьях, в тине и даже в глубинах рек мы совершенно случайно натолкнулись на ценнейший из наших трофеев. Год назад, почти день в день, меня попросили попытаться найти несколько этих таинственных существ, похожих на клещей, потому что во всех музеях и коллекциях мира была всего горсточка экземпляров. Известно несколько видов из Западной Африки и Южной Америки, но каждый из них представлен одним-двумя экземплярами. Теперь мы изловили еще один вид.
Я взревел так, что проснулась, наверное, вся деревня. Наши помощники ввалились всем скопом в дом.
— Смотрите, смотрите! — кричал я, держа кювету в поднятой руке. — Новый хозяин нашел Podogona!
Несмотря на странное и сложное имя, все сразу же поняли, что произошло, потому что мы много говорили об этом животном и непрестанно рассматривали его изображение все время, пока были в Африке.
— Зовите намчи, — сказал я.
— Слушайте все! Завтра вы все идете с этим новым хозяином, ложитесь на живот в лесу и не возвращаетесь, пока но соберете много-много этого мелкого мяса. Все люди получают свой «Даш» сейчас, и каждый еще больший «даш» завтра, по числу пойманного мяса. А кто вернется с пустыми руками, может убираться домой, к черту, вон!
Можете мне поверить, мы получили много «мяса» — пятьсот штук. Они жили и плодились под лиственной подстилкой в перегное, на клочке заброшенной пашни. Мы получили крупных темных взрослых особей и неполовозрелых — красного цвета. Мы нашли самку, несущую на себе единственное прозрачное розовое яйцо и крохотного потомка всего с тремя парами ног — это значило, что он еще на очень ранней стадии развития. Мы заспиртовали всю добычу, кроме двадцати штук, которых поместили в жестянку из-под печенья, хотя понятия не имели о том, что они едят. Подогона приехали с нами в Англию и жили там еще целый год, хотя никто так и не узнал, чем же они питались. Они присутствовали на заседании Королевского общества, были представлены его светлости архиепископу Кентерберийскому и совету директоров Музея естественной истории. В них тыкали пальцем и заглядывали к ним в банку ученые всех национальностей, но никому до сих пор не удалось получить срезы мертвой особи для микроскопического исследования. Панцирь у них такой прочности, что об него тупятся любые скальпели. Поистине непробиваемые существа.
На пути в Лондон из Плимута, куда прибыла экспедиция, я всю дорогу в поезде держал грязную жестянку с нашими драгоценными зверюшками у себя под боком. Да, привычки охотников за жуками поистине необычны, зато их жизнь полна внезапных радостей и странных удовольствий. Мы возвращались со всеми намеченными заранее трофеями, а сверх того собрали множество других ценных животных.
— Хозяин, человек принеси мясо!
Старый, давно знакомый крик прозвучал в тысячу-который-то раз.
— Бен, — откликнулся я, не поднимая головы от работы. — Веди их сюда.
Бен молча выскользнул из дома; послышался довольно долгий разговор. Затем Бен вернулся и сообщил, что ни человек, ни «мясо» «не хочет идти сюда». Он добавил, что человек, похоже, спегка помешанный, и спросил, не выйду ли я рассудить это дело. Я вышел.
Передо мной стоял унылый субъект, зажав в руках два небольших мешочка. Он не говорил ни на одном из известных нам языков и вдобавок, кажется, был глух как пробка. Я попытался договориться с ним на языке жестов и хотел отобрать у него мешки, но он отскочил назад и принялся угрожающе размахивать руками. Мы были в полной растерянности.
Пришлось позвать придворного посланника. Ему тоже перепал «даш» в день поимки Podogona, просто по той причине, что я еще не пришел в себя от радости и волнения, а он примчался со всех ног. Он, как видно, понял меланхоличного джентльмена и доложил нам, что тот принес пару диких и ужасных животных.
— Давай пусть он их покажет, и мы будем говори-говори о цене.
Человек открыл один мешок и вытряхнул крохотного котенка с ярко-голубыми глазами. Я неравнодушен к кошкам, и котеночек мне сразу понравился. Я нагнулся, чтобы взять его на руки.
К счастью, не успел я к нему прикоснуться, как он сделал пируэт, припал к земле и разразился рычанием и шипением, скаля на меня зубы с ужасно кровожадным видом. Сообщение придворного посланника, что перед нами дикая кошка, оказалось излишним. Это был юный представитель местной породы диких кошек (Pel is ocreata). Идут споры о том, являются ли они окончательно одичавшими потомками полуприрученных кошек, или, наоборот, это дикое племя, от которого произошли местные полудикие кошки. Позднее нам удалось застрелить двух таких кошек высоко в кронах деревьев. Обе они, как и остальные кошки тропического леса, были голубоглазые (а у деревенских кошек глаза самые разнообразные, как и у наших домашних). Поразительна разница в характере между дикими и одомашненными породами: думаю, что настоящие дикие лесные кошки так же не поддаются приручению, как наша дикая шотландская кошка.
Считается, что кошку одомашнили на заре цивилизации в Египте. И местная дикая кошка (Felis ocreata), очевидно, была домашним крысоловом, а из Египта расселилась уже по всему свету, иногда смешиваясь, давая новые разновидности с местными кошками вроде нашей шотландской Felis cattus. Однако вполне возможно, что одомашнивание диких кошек произошло в разных странах и в разное время независимо друг от друга. Одна из таких кошек — Felis ocreata — распространена в Западной Африке.
Пока что человек явно дурачил нас. Теперь он без предупреждения вывернул второй мешок. Мы были поражены.
У самых наших ног на земле лежала поразительная змея; она не только была необычной окраски — от кончика носа до хвоста вся в продольных, а не поперечных полосах, черных и ярко-алых, — она еще и норовила буквально поразить своего хозяина, бросившись прямо на него, когда он нагнулся за своим мешком. Длинные передние зубы пресмыкающегося впились в большой палец охотника.
Странный малый хрюкнул и отскочил назад, стараясь стряхнуть с руки вцепившуюся гадину, но она держалась так крепко, что совсем оторвалась от земли и хлестнула нас с Беном по рукам. Мы завопили и отскочили. Змея упала на землю. Подоспели Фауги и Басси, и змея оказалась окруженной. Она то и дело бросалась на всех по очереди.
Тем временем я схватил охотника и втащил его в дом. Я спросил у придворного посланника, опасен ли укус змеи, и он ответил, что смертельно опасен, но человек не умрет. Мечась в поисках инструментов и лекарств, я поинтересовался, почему же он не умрет, и получил ответ: «Потому что вы ему не дадите умереть». Это меня встревожило. Хотя африканцы считают, что можно умереть от укуса любого пресмыкающегося, боевая раскраска змеи наводила на мысль, что она-то как раз и может оказаться ядовитой.
Человек стоял, не двигаясь, сжимая запястье здоровой рукой. Я отхватил солидный кусок подушечки большого пальца и втер в рану несколько сухих кристалликов марганцовки. Вам может показаться, что это пара пустяков, но вы себе не представляете, какой прочности может достигать кожа на руках африканца. Скальпель у меня был острый как бритва, и все же мне пришлось надавить на него изо всех сил. Человек не произнес ни слова, не издал ни звука, пока я выдавливал кровь из раны и перевязывал руку. Затем он произнес короткую речь на своем странном языке.
Посланник обратился ко мне.
— Человек хочет знать, нужно ли вам это мясо, — сказал он. — А если нужно, сколько дадите за каждое?
Я был настолько ошарашен его хладнокровием, что справился с записями в маленьком ценнике, который мы составили в процессе приобретения животных, и назвал цены, которые был готов дать. Человек бросил одно слово.
— Человек говорит, он согласен, — сказал наш переводчик.
Я отсчитал деньги. Человек взял их, сунул за пояс два пустых мешочка и бодрым шагом вышел из дома, оставив у нас на пороге двух фурий, шипящих и плюющихся от злости.
— Эй, спроси его, куда он пошел, — сказал я. — Может, он еще умрет от укуса змеи.