Выбрать главу

В ходе своих исследований мистер Сомертон то и дело вспоминал слухи о спрятанных сокровищах, и чем дольше он размышлял, тем более очевидным становился для него тот факт, что загадочный ответ, который давал аббат всем спрашивавшим о кладе, непосредственно связан с изображением на окне аббатской церкви. А уж надпись на свитке праведного Иова определенно должна была иметь отношение к тайне аббатского золота.

Пребывая в уверенности, что аббат оставил потомкам зашифрованные указания, позволяющие найти сокровищницу, он скрупулезно зафиксировал все детали изображений и, возвратившись в свою беркширскую усадьбу, провел не одну ночь и сжег в лампе не одну пинту масла, вновь и вновь всматриваясь в чертежи и рисунки. Спустя две или три недели мистер Сомертон приказал своему слуге укладывать вещи, объявив, что они ненадолго отправляются за границу. Куда, в данный момент, последуем за ними и мы.

2

Чудным осенним утром мистер Грегори, викарий Парсбери, решил прогуляться перед завтраком пешком, рассчитывая подышать свежим воздухом и встретить по пути почтальона. И та и другая цель оказались достигнутыми. Еще не успев ответить на первый десяток простодушных вопросов, которыми засыпали его увязавшиеся за ним юные отпрыски, он увидел почтальона, вручившего ему, помимо прочей почты, письмо с иностранной маркой (за обладание которой между юными Грегори разгорелась борьба). Впрочем, адрес был явно нацарапан рукой англичанина, хотя и не очень грамотного. Равно как и приведенный ниже текст.

Достопочтенный сэр. Как я есть шибко потревожен за своего хозяина, то пишу, чтобы упросить от вас помощи. Хозяин не встает со своего Постеля, потому как его хватил не иначе как Дурной Удар. Я его таким отроду не видемши, но то оно и не диво, потому кроме как вас помочь ему некому. Хозяин велел помянуть, что к нам короткая дорога та, которая на Гоблинск и езжайте Двуколкой. Надеюсь, что все вам Разъяснил, но очень в сибе Растерян с тривогой и Слабостей по Ночам. Если позвлите мине смелость, сэр, буду Счастливый видеть Честное Английское Лицо среди всех этих иносранцев.

Остаюсь Ваш Сэр

Покорный Слуга

Уильям Браун

P. S. Писано в деревне навроде как Стэйнфилде.

Читателю остается лишь попытаться представить себе удивление, смущение и спешные сборы в дорогу, ставшие результатом прочтения этого своеобразного послания, написанного слугой джентльмена из Беркшира в Лето Господне 1859 года. Мне остается лишь сообщить, что в тот же день мистер Грегори добрался до города, а затем отплыл пароходом в Антверпен, откуда, уже поездом, прибыл в Кобленц. Добраться оттуда до Стэйнфилда также не составило труда.

Выступая здесь в качестве рассказчика, я нахожусь в невыгодном положении, поскольку сам в Стэйнфилде никогда не бывал, а из рассказов обоих действующих в настоящей истории лиц я смог почерпнуть лишь общее представление об этом населенном пункте как о месте унылом и решительно ничем не примечательном. Рядом со старинной, но лишившейся первоначального облика в результате неоднократных перестроек, церковью располагались внушительного размера полуразвалившиеся строения, относившиеся, главным образом, к 17 веку, когда многие монастыри на континенте приобрели черты стиля барокко. Желания потратиться на поездку туда у меня не возникло, ибо, хотя в действительности местечко могло оказаться и привлекательнее, чем описали его мистер Сомертон или мистер Грегори, там и вправду не было почти (а то и вовсе) ничего интересного, кроме разве что одной вещи.

Гостиница, в которой остановился английский джентльмен со своим слугой, оказалась в Стейнфилде единственной, так что по приезде в городок мистеру Грегори не пришлось тратить время на поиски. Уильям Браун встретил его у дверей. Образцовый слуга из Беркшира, принадлежавший к славной породе истинно английских камердинеров, коих отличают длинные бакенбарды и полнейшая невозмутимость, сейчас явно чувствовал сея не в своей тарелке: ни дать ни взять вынутая из воды рыба. Одетый в легкий твидовый костюм, он, с явным беспокойством, если даже не раздражением, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, очевидно пребывая в полной растерянности. При виде «честного английского лица» верный слуга испытал безмерное облегчение, однако подобающих для выражения этого чувства слов найти не смог и просто сказал: