Высокая девица в красном, с косами почти такого же цвета, размахивала руками прямо перед моим носом.
— Я, я тебе это говорю, я, Провансалька Бонис! В Тулузе меня каждая собака знает! Слышал о Корнюссоне, бывшем королевском сенешале? Так вот, он сделает все, что я пожелаю. Как только меня увидит, так тут же предоставит в мое распоряжение целый дворец!
Пожилая женщина в надвинутой по самые глаза шляпе с огромными полями, опираясь на палку, приблизилась ко мне и отвела в сторону, видимо желая переговорить наедине: так поступают кумушки, когда хотят о чем-нибудь договориться. Это была содержательница публичного дома.
— Моя сестра Онорина Рузье владеет борделем на улице Аш. Она может принять четырех несчастных. Ну разве такое сострадание не похвально? И заметьте, она просит прислать к ней самых старых, тех, кому труднее всего прожить. Помогите мне войти в Тулузу вон с теми четырьмя, что стоят поодаль, и я дам вам двадцать пять экю.
И она немедленно принялась шарить в складках широкой юбки, так что мне даже пришлось удержать ее за руку, дабы остановить сей порыв: я не мог ничего ей обещать.
Торнебю с сомнением качал головой. Стражники, охранявшие ворота Тулузы, с каждым годом становились все строже. Я вспомнил, что совсем недавно из страха перед чумой они оставили умирать у городских ворот нищих из Лорагэ и Нарбонна. Дело было летом, и непогребенные трупы едва не спровоцировали вспышку чумы, боязнь которой стала причиной гибели этих людей. Еще горожане опасались бандитов, многочисленные шайки которых бродили по окрестным деревням, а также нападения гугенотов. Впрочем, возможно, заключенный недавно мир и ослабил бдительность стражей города, но я о том ничего не знал.
Женщины, окружившие меня, называли меня спасителем и по привычке строили мне глазки, спешно расправляя складки своих шалей и приглаживая растрепавшиеся волосы. Даже державшаяся особняком брюнетка, чье лицо наполовину скрывала мантилья, слезла со своего осла и присоединилась к общему хору. И только маленькая молчаливая старушка с накрытой тряпкой корзиной по-прежнему стояла в стороне, прижимая к груди свою ношу. Игрец на гузле, похоже, был явно не в своем уме: все это время он продолжал музицировать, а его тощие ноги без устали выписывали замысловатые па.
Карлик подтвердил мое предположение — коснувшись пальцем лба, он, словно оправдываясь, произнес:
— Ночи, проведенные в «Красном фонаре», полностью лишили его разума.
— Послушай, — обратился я к Торнебю, — если стражниками у ворот Сент-Этьен все еще командует Антуан де Пейролад, ему можно рассказать о печальной участи этих созданий, и, быть может, он пропустит их в Тулузу.
Махнув рукой, я пригласил женщин следовать за мной и направился по узкой тропе, бегущей в обход городских стен; она должна была привести нас к воротам Сент-Этьен. Карлик семенил справа от меня. Игрец на гузле, державшийся слева от меня, иногда прерывал мелодию и совершал очередной замысловатый прыжок. Женщины, к которым присоединились несколько неизвестно откуда взявшихся мужчин с лицами висельников, шли следом.
Мы уже подходили к воротам Сент-Этьен, как впереди возникла еще одна, не менее странная группа людей, двигавшихся туда же, куда и мы, только по другой дороге. Судя по костюмам, это были мавры; они тоже направлялись к воротам Сент-Этьен…
Недавно мавров изгнали из Испании, и они во множестве перебирались во Францию, особенно в Прованс, откуда их переправляли в Марокко. Небольшим группкам мавров удавалось укрыться от бдительного ока властей, и они пытались обустроить свою жизнь, взывая к неистребимому людскому милосердию. Их часто прогоняли камнями и редко привечали — в основном чтобы потом обобрать, ибо ходили слухи, что у многих в поясах зашиты испанские дублоны.
Мавры, встреченные нами сегодня, шествовали под предводительством своего высокого тощего соплеменника, более всего напоминавшего живой скелет. Под мышкой он нес огромную книгу; юная девушка — наверное, его дочь — семенила рядом, держа в руках стопку перевязанных веревочкой книг.
Скелет подошел ко мне, взглянул, и лицо его внезапно озарилось радостью. Быстрым движением он тонким пальцем коснулся моей груди в том месте, где находилось сердце. Решив, что он хочет меня ударить, я отшатнулся, а тощий мавр, потрясая книгой, с невероятной скоростью принялся что-то лопотать на своем языке. Я слушал, но ничего не понимал.