Тем более точным является сравнение раннего христианства с учением альбигойцев, сделанное двумя ортодоксальными историками Гиро и Мола. Последний говорит в предисловии к «Наставлению инквизитору» Бернара Ги: «Бернар Ги неправильно назвал ритуальные действия катаров “обезьяньим подражанием”. Вместе с Гиро (Guiraud J. Cartulaire de Notre-Dame de Prouille. P., 1907. Vol. I) следует признать, что они отправляют изначальный канон литургии, сохраненный с времен раннего христианства. Замечание Ги можно трактовать лишь как незнание им (и его временем) раннецерковных обрядов. Сравнение Гиро катарских и раннехристианских ритуалов в высшей степени показательно…» (Gui B. Manuel de l‘Inquisiteur. Vol. 1–2. P., 1926. P. 12–13, note 1).
В первые века после Рождества Христова иудеи и язычники могли с одинаковым правом обратиться в истинную веру, однако Рим первым начал стремиться к главенству над церковью Афин и, объявив свое понимание веры единственно христианским, догматизировало его. Собственно, манихейство, как любое гностическое исповедание веры, являлось одной из раннехристианских церквей. То, что христианизированный друидизм — такой, как языческо-христианская церковь Галлии, — основывался на истинно просвещенных, могло свидетельствовать лишь в пользу его христианской сущности. В остальном мы должны отдавать себе отчет, что и в более поздние времена ортодоксальный аскетизм сознательно приближался к манихейству, когда объявлял отказ от плоти, называя ее врагом, неприемлемым душе. Так, святой Франциск говорил: «Многие порицают своих врагов или соседей, когда те грешат или заболевают. Но они не должны этого делать, поскольку у каждого есть свой враг в самом себе — собственное тело, благодаря которому он и грешит. Поэтому благословен слуга Господа, не упускающий своего врага и защищающийся от него; ибо поступающему так не может причинить вреда ни один из видимых врагов». В другом высказывании он называет свое тело «ужаснейшим врагом и злейшим противником, охотно уступающим дьяволу». Доминиканец Таулер, глава немецких мистиков XIV в., считал, что человек представляет собой лишь нечистую массу, тварное существо, наполненное злом и тленной материей, не вызывающее ничего, кроме отвращения. Это мнение полностью разделяли его последователи, хотя они тут же обращались к теме любви и милосердия.
Г. Леа также отмечает: «Рассматривая движение этих еретиков (катаров) с их изменчивой судьбой, мы не должны забывать, что все наши сведения о них почерпнуты почти исключительно из трудов их противников и преследователей. За исключением нескольких вальденских трактатов и описания единственного ритуала, документы катаров полностью утрачены. Об учении “чистых” можно узнать только из таких трудов, в которых их ниспровергают и провоцируют ненависть простых христиан; о борьбе и судьбе катаров мы узнаем только из сочинений их безжалостных гонителей. Я не могу найти ни слова похвалы по адресу еретиков, которое было бы основано не на уступках или обвинениях их недругов; и когда встречаю направленную против них клевету, то вижу причину лишь в вольном или невольном преувеличении — настолько очевидном, что данное свидетельство не имеет никакой исторической ценности. В целом же наши симпатии должны обратиться к тем, кто был готов терпеть преследования и смотреть в лицо смерти ради того, что они считали истиной. Ибо, учитывая тот упадок, который они могли видеть в состоянии официальной Церкви, нельзя вслед за их ортодоксальными противниками считать, что они выходили из церковного союза затем, чтобы свободнее предаваться своим беспорядочным порокам» (Lea H. Ch. Geschichte der Inquisition im Mittelalter. Bonn, 1905–1909. Bd. I, S. 66).
См. также: «Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая вода?» (Иак. 3:11).
19. Уже Маркион около 150 г. по Р. Х. попытался полностью отделить христианство от иудаизма. От его общины манихеи переняли отказ от иудейских традиций.
В связи с этим следует также напомнить, что в песне Гуона сатана назван Luciabel, или Lusiabel.
Деллингер приводит пример и других противоречий между Ветхим и Новым Заветом, которые катары использовали для доказательства злобности Иеговы: «И в этом обнаружилась их противоположность: один указывал на слияние полов и на продолжение рода (Быт. 1:23), другой, однако, почитал за блаженство все бесплодное и запрещал одно только созерцание обнаженной плоти — так что один обещал царствие земное, а другой — небесное. Злой Бог приказал иудеям обмануть и ограбить египтян. Более того, Он дал завет ненависти, поскольку именно ему адресованы слова Христа: «Вы слышали, что сказано: “люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего”» (Мф. 5:43). Один завещал обязательное обрезание (за невыполнение — смерть), другой, через своего апостола, запретил его под страхом потери покровительства Христа (Гал. 5:2). Один, через своего законодателя, обещает евреям господство над многими народами (Втор. 15:6), другой, напротив, запрещает своим ученикам любое стремление к власти (Мф. 20:25–27). Один разрешает иудеям ростовщичество (Втор. 15:6), другой запрещает его (Лк. 6:35). Один заявляет, что, принося в жертву животных, можно искупить грехи, другой уверяет, что невозможно смыть свои грехи кровью быков и баранов. Тот обещает прийти “в густом облаке” (Исх. 19:9), этот, напротив, “обитает в неприступном свете” (1 Тим. 6:16). Тот не желает, чтобы люди приближались к нему, и наказывает человека смертью всего лишь за то, что он “простер руку свою к ковчегу Божию” (Исх. 3:5; 2 Цар. 6:6), этот же призывает: “приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам” (Иак. 4:8). Заявляя, что “проклят пред Богом всякий, повешенный на дереве” (Числ. 21:23), Бог Ветхого Завета заранее проклял Христа» (Döllinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 145–147).