Ластрэф хмуро смотрел на противника из-под густых широких бровей, от отвращения его почти передёргивало, верхняя губа приподнималась в оскале, обнажая белоснежные зубы. Кровь сына пустыни кипела. Он ринулся в атаку.
Обманное движение кулаком Ёфур пропустил, блокировал мощный пинок и ушёл в сторону, целя в печень, но Ластрэф увернулся, отскочил на тропку между грядками. Противники закружились по огородику смотрителя, приминая лук и петрушку, сверля друг друга ненавидящими взглядами.
Первым не выдержал Ластрэф, процедил:
– Ублюдок.
Ёфур перескочил разделявшую их гряду. Уворачиваясь, Ластрэф сумел достать его коленом по боку. Ёфур пошатнулся, но следующий удар блокировал скрещёнными руками и тоже пнул в ответ. Они обменялись несколькими хитрыми ударами с подсечками. Заметив за спиной Ёфура ведро, Ластрэф стал лупить его кулаками, заставляя отступать. Миг – и Ёфур зацепился за ведро, качнулся.
Точно обезьяна Ластрэф взвился и обрушился на него, придавил к земле и ударил по лицу. Ответный удар под рёбра выбил из него воздух, но Ластрэф удержался верхом на извивавшемся Ёфуре, крепче обхватил его гибкими сильными ногами, придавил его горло ладонью и несколько раз ударил, разбивая нос, губы. Скалящийся, выпучивший голубые глаза Ластрэф казался обезумевшим, но каждый его удар, как и задумано, наносил максимальное повреждение внешности Ёфура.
Когда лицо того стало кровавой кашей, расцвеченной зеленоватыми бликами влитых в кровь всех стражей чар, Ластрэф поднялся и отступил от застонавшего Ёфура.
– Предатель, – Ластрэф сплюнул на поверженного врага. – Ещё раз обидишь Беру – убью.
Вытащив из-за пояса платок, Ластрэф вычистил с лица брызги крови, обтёр мозолистые из-за долгих тренировок руки, поправил предусмотрительно тёмную чалму.
Уходя из дворика многоквартирного дома, он понимал, что из-за чар раны Ёфура скоро затянутся, не оставив и следа, что в общем-то сведёт на нет его старания, но всё равно чувствовал удовлетворение. И совсем чуть-чуть – тревогу, ведь Ёфур не из тех, кто прощает обиды.
Но спустить оскорбление соратницы Ластрэф не мог.
***
– Глор, открывай! – посетитель продолжал колотить в дверь таверны.
Девушка встревожено зашептала:
– Он его разбудит, разбудит… – Отшатнувшись, она налетела на стол.
Скрежет ножек утонул в грохоте стука. Кнэф подбежал к девушке, но не настолько близко, чтобы она могла ударить ножом, и прошипел:
– Тихо.
Она зажала рот ладонью. Оглянулась на дверь. Даже в полумраке было видно, что она побелела. Кнэф кивнул на выход на задний двор, и девушка вышла в коридорчик. Она явно хотела посмотреть, нет ли кого во дворе, но боялась повернуться к Кнэфу спиной. Так они и стояли, пока мужчина бил кулаками по двери и обещал Глору вырвать ноги, если тот немедленно не откроет.
Через десять мучительных минут мужчине наконец опостылело стучать, и, напоследок пообещав отвернуть хозяину голову, он ушёл.
Выдохнув, Кнэф прислонился к дверному косяку. Расслабленностью позы он надеялся внушить девушке, что не собирается делать резких движений. Та не двигалась, направив на него стиснутый в руках нож.
– Я не причиню тебе вреда, – пообещал Кнэф. Он уже почти не верил, что девушка пришла к хозяину таверны для любовных утех, и это улучшило его отношение к ней. Правда, не настолько, чтобы не опасаться удара. – Я подожду немного и уйду… Очень жаль, что ты скинула верёвку со стены, мы могли бы выбраться.
– Я не собиралась уходить, – сипло прошептала она.
– Так ты здесь живёшь? – протянул Кнэф: показываться на глаза кому-нибудь из местных в его планы не входило. Конечно, его лицо скрыто плащом, но голос, фигура…
– Нет.
– Аа, – протянул Кнэф.
Ему было очень интересно, что она тут делает, но жизнь во дворце приучила его к тому, что любопытство может быть опасно для жизни, поэтому он прикусил пухлую губу и ничего не спросил.
Девушку это немного успокоило, она опустила нож к животу.