Он подошел к окну, сразу забыв обо всем и чувствуя только, как редко и гулко стучит его сердце. Не отрываясь, он прочитал письмо.
Обращения не было. "Вы правильно поступили, что не ответили на мое письмо, - писала Валерия. - А на это я и не жду отклика. Посылаю его потому, что всегда считала вас близким мне человеком, и хочу, чтобы вы знали об этом. Мне станет немного легче. если вы не будете думать обо мне плохо. Я уезжаю отсюда и не увижу вас больше никогда. Как не могли вы понять, что я отравлена неутолимой жаждой славы, любви и поклонения. Какое это опьяняющее и манящее чудо - такая власть над людьми! Моя жизнь была мечтой об этом чуде. И вот мечта осуществляется. Мне ли суметь от нее отказаться! Я так надеялась, что вы мне поможете. Я протянула вам руку - и она повисла, не принятая вами.
Прощайте. Желаю вам счастья.
В".
Смолин потер рукой лоб. Невидящими глазами смотрел он перед собой. Потом встряхнул головой и пробежал глазами последние строчки "...Протянула вам руку... Я так надеялась" ...Смолин сложил листок вчетверо, машинально всунул его. в конверт и медленно спустился с лестницы.
Выйдя из гостиницы, Смолин остановился, соображая, куда идти. И вдруг бросился к такси, стоящему на широкой площади перед зданием...
Автомобиль рванулся вперед. В лицо Смолину пахнуло запахом нагретых за день кипарисов. Летели мимо пыльные деревья, вился дымок бензина за машинами, идущими впереди. Стремительно разворачивались по обеим сторонам величественные здания здравниц.
- Здесь, направо, - сказал Смолин. Автомобиль круто повернул, занеся колеса над тротуаром, и пошел вверх. Смолин с нетерпением смотрел не отрываясь вперед. Сейчас, сейчас!.. Еще поворот, мимо сквера с увядшими кипарисами, теперь прямо... За зеленой стеной деревьев мелькнуло знакомое строение.
- Ну, спасибо.
Смолин пожал руку шоферу, высунулся было из кабины, но вспомнил, что забыл расплатиться. Вытащил кошелек, достал, не глядя, какую-то бумажку и дал шоферу. Вышел из автомобиля и, едва сдерживая себя, стремительно зашагал между подстриженными кустами, по усыпанной галькой дорожке, поднялся на ступеньку и нажал кнопку звонка.
Из-за двери не было слышно ни звука.
Смолин коротко вздохнул и нажал еще раз.
К дверям никто не подходил.
Это становилось уже смешным. Смолин, стиснув зубы, в третий раз нажал что было силы на кнопку. Дом наполнился отчаянным звоном.
Смолин резко повернулся, чтобы уйти. Он был зол на свое нетерпение, поставившее его в такое глупое положение. Медленно шагнул он вниз по ступенькам, все еще томимый желанием сейчас же, немедленно увидеть Валерию. Неожиданно за его спиной щелкнул замок. Смолин стремительно обернулся. Дверь медленно приоткрылась, и из мрака послышался недовольный, заспанный женский голос:
- Кто такие? Кого нужно?
- Валерия Павловна дома? - спросил Смолин и застыл в ожидании ответа.
- Нет ее, - ответила женщина из темноты, не снимая с двери цепочки.
- Она... уехала?
- Уехала.
- Не могу ли я узнать куда?
В щели показалось хмурое, темное лицо. Женщина, уставив из-под нависшего платка маленькие глазки на Смолина, грубовато сказала:
- Совсем уехала.
- Как... совсем уехала? - переспросил Смолин.
- Так, совсем... А вы, что, знакомые будете?
Смолин не ответил.
- Да, уехала... Замуж что ли пошла. Кто их разберет... Старик чуть ума не решился, - равнодушно объяснила женщина, неприязненно разглядывая Смолина.
Он продолжал молчать.
- Никого нет! - крикнула вдруг сердито женщина и захлопнула дверь.
Часть пятая
ЗОЛОТО ФЕДОРА РАДЕЦКОГО
Глава 40
ГЕНЕРАЛ ШОРЫГИН
Смолин вернулся в гостиницу и долго просидел в кресле, устремив взгляд в раскрытое окно и ничего не видя в равнодушном блеске неба и моря. У него не было никаких желаний и он ни о чем не думал. Из этого оцепенения его вывел звонок телефона. Смолин машинально протянул руку, поднял трубку и услышал. грубоватый голос Калашника:
- Хотел вам сообщить, Евгений Николаевич, новость. Она вас, быть может, заинтересует. Ко мне заходил старик Радецкий.
Смолин крепко стиснул рукой трубку, судорожно прижимая ее к уху.
- Что он хотел от вас? - спросил он тихо.
- Старик спросил, не встречал ли я его дочь. Валерия Павловна исчезла. Он не хотел ничего рассказывать, но я понял, что она просто покинула отцовский дом.
- Как он выглядел?
- Вид его достоин сожаления. Он производил впечатление помешавшегося.
- Он был один?
- Его сопровождал отставной генерал, старый знакомый его семьи.
- Вы не помните фамилию? Фамилию генерала?
- Он отрекомендовался - Каратыгин, Малыгин... или что-то в этом роде..
- ...Я полагаю, что мне следует его повидать, - сказал Смолин после короткой паузы.
- Радецкого?
- Да. Но дома его, очевидно, нет.
- Генерал увел Радецкого к себе, - пояснил Калашник.
- Вы не спросили адреса генерала?
- Да... На всякий случай узнал.
- Когда вы могли бы?
- Да хоть сейчас.
- Тогда ждите меня внизу.
- Ладно, спускайтесь.
Смолин медленно вышел из комнаты и спустился в вестибюль навстречу Калашнику, который ждал его, одетый и в шляпе.
... Они молча шли, погруженные в свои мысли, не обращая внимания на оживленные, многолюдные улицы.
Уже совсем смеркалось, когда они подошли к маленькой даче генерала, затерявшейся в зелени каштанов и кипарисов. При их приближении с крыльца спрыгнул толстый бульдог. Калашник, по своему обыкновению, не разыскивая кнопки звонка, ударил в дверь кулаком. Бульдог залаял.
- Кто там? - послышался за дверью женский голос.
- Скажите, пожалуйста, - обратился Смолин. - Павел Федорович Радецкий здесь? Дверь раскрылась.
-Сегодня уехал...-сказала женщина, выглядывая.
Калашник и Смолин разочарованно переглянулись.
- А... генерала... м-м... Малыгина можно видеть? - спросил Калашник.
- Шорыгина? Можно, пожалуйте, - ответила женщина и крикнула в глубину дома. Степан Тимофеевич, к вам!
Калашник и Смолин вошли в дверь, сопровождаемые бульдогом, подозрительно обнюхивавшим их следы. В коридоре под потолком загорелась люстра, и из дверей слева появилась плотная фигура генерала. Это был ослепительно белый, плотный мужчина, с загорелым румяным лицом, полными щеками.
- Кого имею честь... - начал он с любезной улыбкой, всматриваясь в лица гостей.
- Разрешите отрекомендоваться, - сказал Смолин. - Профессор Калашник, а я - Смолин. Друзья Павла Федоровича Радецкого.
- Весьма приятно. Шорыгин. С профессором Калашником я уже имел случай познакомиться. Проходите, пожалуйста.
Он ввел гостей в небольшой кабинет, увешанный коврами и обставленный мебелью, обитой кожей.
- Садитесь, прошу вас. Вот папиросы, предложил Ш.орыгин.
- Извините нас, Степан Тимофеевич, за неожиданное вторжение, - начал Смолин. Нас привели к вам чрезвычайные обстоятельства. Мы интересуемся, что случилось с Павлом Федоровичем Радецким.
Лицо Шорыгина помрачнело.
- Да, несчастный, несчастный старик... Судьба его вызывает глубокое сожаление.
- Вы имеете в виду... исчезновение его дочери? - выговорил с некоторым усилием Смолин.
- Вся совокупность семейных обстоятельств сложилась у него чрезвычайно неблагоприятно, - ответил Шорыгин. - И это было последним ударом. Сейчас он близок к умопомешательству...
- А... как это случилось? - осторожно спросил Смолин.
- Он мне кое-что рассказал, но рассказ его был довольно бессвязен, и я, видя его состояние, не решился расспрашивать.
Калашник и Смолин слушали его, опустив глаза и не глядя друг на друга.
- Дело сложилось так, что Валерия Павловна дала согласие выйти замуж... некоему Васильеву... Павел Федорович не был доврлен ее выбором, но, естественно, не хотел препятствовать ее счастью. Насколько я мoг понять, что-то мешало этому браку, кажется, даже сам Павел Федорович не знал, что именно, и это его очень мучило. Ну-с, однажды ночью Валерия Павловна ушла из дома, оставив записку крайне странного содержания. Из нее яоно было одно - что она уезжает, чтобы соединить свою жизнь с жизнью этого Васильева... Но для этого ей необходимо преодолевать какие-то препятствия, покинуть дом отца и тому подобное. Старик остался совершенно один.